Охота на президента
Шрифт:
– Надя, ну один раз с настоящим мужиком, не хочешь? Ну, Надя... Скажи "да". Один раз. Ну, давай.
– Брось, - говорит Олег.
– Это никому не смешно, ты видишь, что ты её смущаешь...
– Смутить Надю? Поставить в неловкое положение?
– взрывается Петр. Это не в её стиле. Она не только красивая, она сильная... как я, - бросает он, сладострастно разглядывая девушку.
– Хватит, я тебе говорю! Прекрати ей надоедать.
– Нет, это ты заткнись. Можем вернуться на ковер, если ты чем-то недоволен...
Надя его перебивает:
– Я уже тебе говорила, что ты меня не интересуешь,
Потом, уже мягким тоном, она добавляет:
– Я люблю Олега! Что делать? Интеллектуалов я предпочитаю спортсменам. И даже наверное я предпочитаю тех, кто выигрывает в шахматы, тем, кто выигрывает в самбо! Диплодоки были самые сильные, но они так и остались в юрском периоде.
– Ты права!
– перебивает Петр насмешливо.
– Сама увидишь через пять лет. Ты думаешь, твой чемпион сумеет заработать себе на хлеб? Ты думаешь, он будет хорошо зарабатывать, если как каторжный вызубрит то, что написано в книжках? А я очень скоро начну заниматься бизнесом по-крупному.
– Как каторжный!
– возмущается Надя.
– Но он тоже занимается спортом, как и ты.
– Только я всегда его побеждаю. Вот в этом разница.
– Почему тебе нужно всегда сравнивать себя с другими, ты хочешь превзойти сразу всех?
– спрашивает Олег.
– Ты не в Соединенных Штатах.
Петр зловеще ухмыляется.
– Это жизнь. Сильные побеждают слабых, исключая некоторые случаи из доисторического периода. И так происходит везде, во всем мире, даже в нашем социалистическом рае, - говорит он презрительно.
– У кого власть? Самые красивые дома? Самые красивые женщины? Самое лучшее образование? Только у маленькой группки людей. Здесь или там. Единственная разница между Советским Союзом и Западом заключается в том, что здесь богатые не на виду. Они не демонстрируют себя по телевизору. Они сидят в своих комфортабельных госдачах... Но это скоро изменится. Богатые очень рассчитывают на то, чтобы их известность вошла в закон.
Олег возмущается:
– Ты несешь ерунду! У тебя нет желания построить мир более справедливый, где будет равенство, где будут у всех одинаковые возможности?
– Мне в нем нечего будет делать. Я не интересуюсь тем, что буксует.
– Но почему ты вступил в комсомол? Зачем тебе это?
– Затем же, зачем и тебе. Поверь, старик: в жизни всегда лучше быть на плаву.
– Ты мне отвратителен.
Петр наклоняется к Олегу:
– Только не говори мне, что ты веришь во все эти бредни, Маркса, Ленина и иже с ними. Открой глаза, Олег. Ты что, не понимаешь, что экономика обескровлена? Теперь только кретины верят в коммунизм. Запад не познал этого счастья, и там все живут как нормальные люди!
Цинизм Петра сильно подействовал на Надю. Что это - смелые речи или он действительно ничего не боится? Она склоняется ко второму, потом задумывается: а если это правда?
– Ну, может быть, - уступает Олег, - я не знаю, но это не причина, чтобы...
– Видишь, - перебивает Петр, - ты признаешь, что я прав, господин моралист.
– Ваши политические дискуссии мне надоели, - вмешивается Надя, прячась в объятиях Олега.
– Вот так я чувствую себя хорошо, - говорит она, обращаясь к Петру с улыбкой и без тени неприязни.
18
– Олег, это ты? Это ты... Боже, как я испугалась.
– С тобой все в
– Со мной все в порядке.
– Я хотел тебе позвонить сегодня утром. Но твой телефон молчал. Я заезжал к тебе. Я видел, что твоя дверь взломана. Я очень испугался за тебя, ты знаешь. Я начал тебя искать. Подумал, что ты, может быть, здесь у мамы.
Она слегка улыбнулась:
– И ты вспомнил дорогу?
– Как видишь... О господи!
– Олег увидел труп Валентины.
– Это соседка, она зашла сюда, видимо, случайно, и её убили... Поехали скорей отсюда...
– Поехали, - молниеносно решил Олег.
Он буквально тащил Надю к своей машине по заснеженной улице. Ее слегка качало. Открыв дверцу автомобиля, он усадил её на переднее сиденье.
– Ну поехали. По дороге ты мне все расскажешь.
Она кивнула головой, вытирая слезы.
– Кто это сделал?
– Но, Олег, правда, я не знаю, кто это сделал. Не знаю.
Он протянул ей платок:
– Соберись. Все вспомни и расскажи с самого начала.
Олег вел машину быстро, время от времени поглядывая в зеркало.
– Ты думаешь, за нами следят?
– Трудно сказать. Стоит проверить...
Прошло минуты три, прежде чем Надя начала говорить:
– Все началось с убийства Сергея... Мне захотелось понять, что же произошло... Из любопытства, ну и, наверное, чтобы понять, что происходит. Я решила удостовериться, права ли я?
– В чем?
– Видишь ли, все, что у него было на столе, сгребли эти люди в камуфляже. Я знала, что он некоторую приходящую к нему информацию сбрасывал на свой компьютер, и потому решила посмотреть...
– Где ты это сделала?
– Сначала на работе. Но у меня ничего не вышло. Потом я попробовала дома. Мне подсказали как. Я зашла в электронную почту и обнаружила там кучу досье. Интерес представлял лишь один документ. Страшный документ. Это жуткий компромат. Урабанк получил разрешение на дополнительный экспорт сырья в обмен на индексацию счетов пострадавших во время кризиса клиентов банка. Индексацию не провели с помощью вмешательства Баратина.
– Советника премьер-министра...
– Да, ты уже понял, в чем дело. Сергей собрал компромат. А я его скопировала себе на ноутбук, который взяла на дачу. За мной и мамой следили. Я этого сначала не заметила. Потом ночью мне показалось, что кто-то стоит возле калитки у леса. Но я постаралась об этом не думать... Заволновалась я лишь тогда, когда в Алалабаде случайно услышала, как Петр разговаривает по телефону обо мне. Органы безопасности банка его предупредили, что я пыталась войти в компьютер Сергея.
– Хм... Думаю, у вас в банке Windows NT... Все операции могут прослеживаться. Они могли узнать, что ты ходила на сайт, чтобы открыть почтовый ящик Сергея.
– Я не знала, что это можно проверить. Но в банке я не сумела его открыть. Я сделала это у себя дома.
– Все равно, раз ты его уже пробовала открыть в офисе, спецслужбы банка начали следить за тобой. Их действия правомерны. Они должны были предупредить Петра.
– Но, Олег, ты не понимаешь. Я видела Петра сразу после его разговора с Москвой. Он ничем себя не выдал. Он разговаривал со мной так, будто ничего не знает, будто ничего не произошло. Он мог бы сразу спросить, почему я это сделала? Ведь я его любовница.