Охота на Волка
Шрифт:
(Севериан): Пятеро мертвы, и продолжаю считать. Кто хочет быть номером шесть?
К тому моменту, как Нагасена добирается до тел, к ним уже начали собираться оборванные мародёры. Они смотрят на него враждебными глазами, раздумывая, драться ли с ним за имущество мертвецов. Он уже знает, что они примут неверное решение — в конце-концов, отчаяние толкает людей на всякие глупости. Их пятеро, более чем достаточно, — как им думается, — чтобы уложить одного человека. У двоих — стабберы фабричного производства, у третьего — самопал, который выглядит более опасным для своего владельца, чем для Нагасены.
На него бросаются двое, всё вооружение которых составляют отрезки ржавых труб и устрашающие позы. Сёдзики с шелестом вылетает из своих ножен,
Первое тело ещё не успело удариться о землю, а Нагасена уже пришёл в движение. Выстрелы стабберов бьют из дырчатых стволов; стараниями низкокачественных патронов отдача слишком сильна, чтобы удерживать прицел на мишени. Два быстрых разреза вскрывают первого стрелка от паха и до пояса. Нагасена подпрыгивает, и меч ударяет вниз, вонзаясь в ямку за ключицей второго стрелка. Он играючи рассекает его сердце и лёгкие. Нагасена крутит клинок, выдёргивая его наружу. Человек падает на колени, алый гейзер чертит дугу поверх стены. Последний мародёр отступает назад, его переделанный пистолет стиснут в трясущейся вытянутой руке. Примитивный, шумный, опасный и устрашающе большой. Пистолет Нагасены не уступает в смертоносности, но его не дрожит.
(Нагасена): Ты промахнёшься, и тогда я тебя убью.
Он видит решение человека в его глазах за долю секунды то того, как тот осознаёт его сам. Нагасена нажимает кнопку спуска на своём пистолете, и вспыхнувший жгучий луч соединяет кончик ствола с головой мародёра. Полость черепа перегревается, и его разносит на куски бурным расширением крови, кислорода и мозгового вещества. Безголовое тело мародёра падает как подкошенное, его палец сжимается на спусковом крючке. По улицам Города Просителей раскатывается хлопок выстрела. Нагасена чувствует дуновение возмущённого воздуха, когда снаряд проносится мимо и выбивает в стене позади него рытвину размером со щит. Он убирает свой пистолет в кобуру и нагибается, чтобы вытереть с Сёдзики кровь об одежду мертвеца. Удалив львиную долю, Нагасена разворачивает промасленную тряпицу и полирует клинок, возвращая ему зеркальный блеск. Он поднимает меч вверх и приставляет его кончик к устью ножен. Охотник медлит какое-то мгновение, чтобы почтить оружие, потом одним плавным движением задвигает его до конца.
Он слышит за своей спиной сердитые голоса.
(Голос по воксу): ~ Прочесать всю эту зону! ~
Это люди, одетые в такую же униформу, как и убитые Северианом Чёрные Стажи. Боевое отделение из пяти человек, собратья этих мертвецов. Лейтенант тянет руку вниз к павшему бойцу, и Нагасена открывает рот, чтобы выкрикнуть предупреждение, но уже слишком поздно. Тело покойника сдвигается, и осколочные гранаты, затолканные между его нагрудником и землёй, выкатываются наружу. Нагасена бросается за штабель крошащихся кирпичей. Гранаты взрываются с мощным гулким грохотом. Пламя раскатывается волной, а за ним по пятам приходит шквал докрасна раскалённых осколков. Он захлёстывает улицу, рикошетя взад и вперёд кромсающим плоть ураганом. Взрывная волна подбрасывает в воздух другие трупы, и спрятанные под ними гранаты срабатывают в оглушительной последовательности вторичных взрывов. Нагасена прижимает ладони к ушам, сворачиваясь в тесный клубок под ударной силой взрывов, которая вышибает воздух из его лёгких. Кувыркающиеся осколки горячей стали рассекают его щёку, его руку и его шею. Один вонзается в ножны Сёдзики, и он выдёргивает дымящийся металл из лакированного дерева. Наконец звучные раскаты взрыва начинают стихать, удаляясь по улицам.
Он жадно втягивает в себя горячий, пропахший фицелином воздух. Кровь бежит по его лицу, из его ушей. Тело чувствует себя так, словно его отдубасили шоковой булавой арбитров. Нагасена, шатаясь, встаёт на ноги, но он не может заметить никаких признаков Стражей. Он петляет по улице, пробираясь назад, и видит тёмные влажные комки. То, что когда-то было человеческими существами, разбросано, как мясницкие отходы. Самое худшее затянуто дымом, но не до такой степени, чтобы на его лице не отразился ужас.
Один человек всё ещё жив. Невероятно, но это лейтенант, который повернул первый заминированный труп. Ниже талии от него ничего не осталось, но он
1
Дзисей — стихи, по традиции слагаемые самураями перед совершением ритуального самоубийства или в предчувствии близкой кончины.
Нагасена поднимает глаза, чувствуя на себе чей-то взгляд. Это юная девушка, свесившаяся из высокого окна в соседнем здании, — поразительно милая, с кожей настолько чёрного цвета, что ему приходит на память легионер Саламандр, которого он видел в Командорстве. У неё широко распахнутые глаза с белоснежными белками, а к её зелёному наряду приколот малиновый цветок. Она замечает, что он на неё смотрит, и вдёргивает голову обратно в дом. В тот миг, когда их глаза встречаются, Нагасена осознаёт явную и неоспоримую истину. Она видела Лунного Волка.
Севериан ходко двигался по улицам, следуя карте, которую он составил в уме в первые часы после своего бегства из Храма Горя. В планировке улиц не было никакой логики, и она менялась с каждым проходящим днём, но он уверенно прокладывал себе курс через просветы между дворцами из металлолома и хоромами из хлама. Как и его способность сливаться с окружающим, его врождённое чувство направления пока что ни разу его не подвело. В своё время он с лёгкостью провёл Отвергнутых Мертвецов через лабиринтоподобное хитросплетение ходов горной тюрьмы, и они путешествовали по Городу Просителей, словно коренные жители. Города открывали Севериану свою душу, их дороги приветственно вставали ему навстречу, их магистрали и закоулки были точно старые друзья.
Наверху, из отверстий в постройках, смастаченных из собранного по помойкам, высовывались напуганные физиономии людей. Некоторые замечали его, большинство же — нет. Даже те, кто глядел прямо на него, делали это с озадаченными выражениями на лицах, словно бы они не были уверены в том, что именно они видят. Севериан не ломал над этим голову.
Тени росли, и Севериан держался стен, пригибаясь к земле и не переставая шарить глазами по сторонам. Шум Города был хорошо ему знаком: шуршание человеческих тел, грохот кастрюль и затачиваемые ножи... Затем раздались глухие отзвуки далёких гранатных разрывов, и он покачал головой, дивясь глупости своих преследователей. Запахи очагов с готовящейся пищей и ароматы дыма соединялись с вонью пота, безысходности и страха, и фоном всему этому служило слабое гудение неисправного наушника в его шлеме.
Он, бывало, вслушивался в визгливые флуктуации статики в более спокойные моменты своего одиночества, различая старинное слово то тут, то там — точно невозможно далёкие отголоски из ушедшей эпохи, ищущей связи с настоящим. Ничего хоть сколь-нибудь полезного, но перемежающиеся призрачные голоса позволяли ему чувствовать себя чуть менее изолированным. Он спрашивал себя, не кончится ли всё тем, что он присоединится к ним, став одиноким голосом, затерянным среди миллионов павших в войнах, что велись, чтобы принести Объединение миру на грани исчезновения. Переливы статики струились сквозь шлем, словно ласковые волны, разбивающиеся о золотой пляж, и Севериан позволял вокс-фрагментам скользить по краям его сознания, пока он сам крался сквозь вечер.