Охота на ясновидца

Королев Анатолий

— Фирма «Кардье», — сказал адвокат, — третья по величине годового оборота компания Европы. Он равен примерно 60 миллиардам долларов… 400 заводов в 70 странах мира. Мадам выставит против нас (ага! уже «мы») целую команду адвокатов — слишком высоки ставки. На сам процесс уйдет несколько лет. И у вас нет достаточных средств для расходов на тяжбу.

Я согласилась, что борьба будет весьма острой, но она начнется с грандиозного скандала — мадам и ее покровитель будут арестованы за сговор с агентами русской разведки раньше, чем сам сговор будет доказан в суде. И командовать адвокатами мадам придется

из тюряги. Связь с враждебной разведкой — серьезное обвинение. Это, как сразу выбить стул из-под задницы! Известные адвокаты не захотят пачкаться в дерьме, и у мадам Роз будут проблемы.

— Да, — согласился мэтр Нюитте. — Если ваши слова верны и в афере с наследством замешаны люди из русской и английской разведки, то наши (опять «мы»!) шансы на выигрыш тяжбы возрастут… но ведь вы… как бы тоже дочь шпиона?

— Нет, дочь шпиона — Лиззи, лженаследница состояния, а я Золушка, я дочь своего отца и своей матери Розали. Я единственная дочь и единственная внучка дедушки Кардье. Дитя законного брака. Подлинная Гepca! А кто такая мадам? Бастард, который выдает себя родной дочери за ее приемную мать, сестру покойной Розали Кардье? Опекун самозванки!

Мэтр Нюитте попросил меня рассказать все, что мне известно по делу. Целый час я рассказывала о своей одиссее, но по возможности затушевывала все чудесные моменты и удивительные места из своей жизни.

Все равно он был ошарашен.

— Козни врагов разбиты! Браво, мадемуазель — развел он руками, когда я закончила свой рассказ.

Короче, этот визит обошелся мне в — оля-ля! — весьма кругленькую сумму. Прощаясь, мы договорились завтра вместе явиться в ШНБ — Швейцарский национальный банк, — в отделение частных сейфов, и предъявить свои права на кейс отца с документами о заговоре. Мэтр сказал, что окончательное слово даст только после изучения компрометирующих бумаг… Только на пороге, я наконец решилась спросить о кончине его отца… Жан-Жак Нюитте задохнулся пробочкой от аэрозоля во время приступа астмы. Вот такая глупая смерть, здесь трудно заподозрить злой умысел.

Я вышла из оффиса на противоположную сторону улицы, к набережной Женевского озера. Я была совершенно измотана разговором — и плюхнулась на первый же стул, в первом попавшем на глаза открытом кафе.

Я не привыкла раскрывать душу перед незнакомыми людьми. Даже за свои деньги.

Я заказала фужер шампанского — отметить в полном одиночестве .свою одинокую победу — взбитые сливки, фруктовый салат, кофе покрепче… как я устала!

Со мной в новой сумочке из крокодиловой кожи все мои сокровища: старая книжка заветных сказок, письмо отца на седьмой странице, на том месте, где я когда-то детской рукой и печатными буквами переписала финал страшной сказки про Красную Шапочку… теперь к ним добавилась карта острова Форе, исписанная с двух сторон торопливым почерком родной руки, да обыкновенная галька, которую я подобрала у моря на галечном пляже острова, где оставила своего несчастного безумца.

Признаюсь, когда бокал опустел — мои глаза наполнились слезами. Я никого не люблю и никем не любима. Сказать ли? Но я думала, что на дне моей жизни скрыта более страшная тайна, чем деньги… Со мной произошло столько удивительного… порой, мне мерещился свет дивной

жемчужины, он проникал сквозь мрак судьбы в самое сердце, порой, казалось, что я сражаюсь — одна! — против демонов целого мира, порой, мне — гордо и горько — думалось, что ангелы света с мечами в руках стоят на моей страже, порой, мне грезилось, что от моей жизни зависит — стыдись! — будущее планеты, что моя судьба — охо-хо! — перекресток мира…

Ко мне подошел человек, одетый клоуном. Он распространял билеты благотворительной лотереи: «Мадемуазель, один билет! всего 5 франков! Стоит потереть монеткой вот здесь и, если вам повезет, вы увидите сумму в Г0 тысяч франков».

Какая удача! Сейчас я проверю — отвернулась от меня фортуна или не отвернулась? Я купила билетик, стерла ребром монетки облатку из тонкой фольги и увидела… пять нолей. Без выигрыша. Клоун печально развел руками: «Пять франков небольшая потеря, мадам.»

Неужели мне придется прожить обычную человеческую жизнь? Как все? Постареть, заболеть и однажды— бац — умереть?

Когда пришло время рассчитаться с официантом, я нечаянно опрокинула на себя недопитую чашку кофе и испортила кофейным пятном светлую юбку из муслина.. Ага! А вот мои мелкие неприятности остались при мне. Что ж, если бутерброд всегда и везде падает вниз только намасленной стороной, значит есть надежда, что в баккара — так же подряд — выпадет нужная карта. Таков закон подлости.

Я промакнула салфеткой сырые глаза и рассмеялась. Официант не понял моей веселости, ведь — как нарочно — закапал дождь, а я, конечно, была без зонтика. Мне всегда не везет.

На следующее утро мы с адвокатом съездили в Берн, в Швейцарский национальный банк, где после утомительных процедур, о которых скучно рассказывать, мне выдали стальной сверкающий кейс из личного сейфа отца… там была куча бумаг, пленок, фотографий, в которые я не стала вникать. Мэтр Нюитте при мне сделал копии с каждого документа и я поставила кейс на место. Он обещал все изучить в течении недели. И я смогла наконец вернуться на Форе за отцом.

А еще через неделю я побывала на кладбище в Сен-Рафаэле.

Никогда еще я не видела столько цветущих роз… казалось, их стебли растут из самой глубины взглядов умерших. Вытягивая шеи, те кто умер, пытаются глазками бутонов разглядеть тех, кто пришел на их могилы.

Кладбище находилось на склоне кипарисной горы у самого синего моря.

Издали обилие мраморных плит походило на каменный лес.

Солнце пышет огнем, и перламутровый жар поджигает обелиски вспышками льда. Розовый туман цветущих кустов стелется по кремнистым аллеям. Кипарисы, как зеленые урны с прахом родителей. Только навесы плюща похожи на плющ.

Смотритель провел меня к фамильному склепу и с заученной скорбью открыл вход в печальный павильон с узкими витражами, через которые на каменный пол падали шафранные полосы солнца. У стены стояло распятие с мраморным Христом, напротив — четыре могильных надгробия: дед, его жена, моя бабушка, их сын… крайней плитой было надгробие моей мамочки, на котором был выбит католический крест в полукольце из терновых роз, а ниже на латыни — ее артистическое имя:

РОЗАЛИ РОЗМАРИН