Охота на ясновидца
Шрифт:
Осталось — пустяк — заполучить в руки любую личную вещь девушки, и маэстро мгновенно обнаружит ее местонахождение мысленным взглядом гениального медиума.
Правда, я не могу понять, откуда взялось столь странное имячко? Среди русских имен такого нет… я заглянул специально в словарь. Может быть она иностранка?
Я с нетерпением ждал следующего утра, чтобы увидеть Учителя и обсудить ситуацию, но… но прошло целых долгих четыре дня прежде чем он назначил мне новую встречу в полночь!
На все мои попытки дозвониться по внутренней
Чем?
И вот, наконец, я впервые вхожу в аппартаменты Августа Эхо. Офицер безопасности проводит в личную комнату генерала и уходит, оставляя меня одного. Неслыханная честь! Я здесь никогда раньше не был. Самая спартанская обстановка: одинокий рабочий стол, кресло на винте с высокой спинкой, компьютер, диван, обитый вишневой кожей с брошенным поверх ложа клетчатым пледом, музыкальный центр у окна в стенной нише… единственная роскошь — восточный кальян на резной азиатской подставке из яшмы. Эхо иногда курит гашиш для шлифовки воображения.
Но где сам маэстро?
Я в недоумении разгуливаю по комнате. Сначала мое внимание привлекает единственная папка на рабочем столе. Она лежит лицевой стороной вверх, и я могу прочесть титульный ярлычек: «Герса. Операция возмездия»… Надо же! Эхо уже завел дело на врага, имя которого мы узнали четыре дня назад. Но тут я замечаю четыре цифры: 197Г… Это уже указание года? Но как понимать это? Выходит ее имя было известно ясновидцу еще тогда! почти двадцать пять лет назад…
Эта загадка в тот час осталась так и неразгаданной. Если бы тогда я мог знать, как ужаснет меня разгадка. Если бы знать!
Затем мое внимание привлекает зашторенный предмет на стене. Подхожу и нахально раздергиваю занавесочки — там под стеклом старинная гравюра самого непристойного содержания: над обрывом борются два гермафродита. Слева — грудастый курчавый юноша с женскими прелестями и кудрявым лоном, справа — длинноволосая девушка с мужским естеством такой непомерной длины, что фаллос оплетает змеей ногу соперника и дотягиваясь до пояса, глядится в круглое зеркальце на лоне юноши, выбрызгивая из змеиной головки двузубое жальце свежего семени… Брр!
Внезапно я слышу стон и, оглянувшись, с испугом замечаю, что оказывается Учитель спит на диване. Я не разглядел под клетчатым пледом очертания человеческого тела. Но бог мой! Как-страшен был его вид — черты благородного лица искажены дьявольской гримасой. Он силится проснуться. Вдруг вскрикивает: женским голосом! Ему снится кошмар! Глаза приоткрылись, мышцы лица стали дергаться от нервных судорог, рот раскрылся, язык выпал на подбородок.
— Учитель! — я стоял ни жив, ни мертв.
Эхо вскрикнул опять. Женский голос словно исходил из утробы как у чревовещателя. Это был неистовый вопль немолодой женщины, которую перерезало трамваем!
— Учитель, проснитесь! — я словно прикипел к месту.
Внезапно он очнулся и закрылся руками. Когда нервные
— Что с вами? Вы так кричали… — я хотел сказать женским голосом, но поостерегся задевать тайны великого человека.
— Меня убьет обезьяна, — произнес он заплетающимся языком, — паршивая смрадная обезьяна с откушенным хвостом… что-то вроде крупного павиана. Бабуин или гамадрил… Обезьяна засунет мне в глотку раскаленный нож… по самую рукоять засунет, повернет и конец!
— Очнитесь, генерал! — мне показалось он либо пьян, либо одурманен порцией курева.
— А, Герман… — он вытер с лица капли пота и спустил ноги.
Маэстро был одет совершенно по-домашнему: махровый халат, голые ступни в шлепанцах. Он заметно осунулся после того ужасного дня, когда подвергся нападению гюрзы, появились мешки под глазами, горячий взгляд выдавал недомогание.
— Ну и приснится же… — он откинулся на спинку дивана.
— Но вам же никогда не снятся сны, маэстро!?
— Сны нет… мне снятся только кошмары, Герман… фу, какая мерзость — нож во рту… ты никогда не пробовал?
Ирония — первый признак — маэстро приходит в себя.
— Я вижу тебе не понравился офорт Шонгауэра? Черт! меня выдали раскрытые занавески.
— Похабная работенка, — ляпнул я скорей от растерянности, чем от душевной наглости.
— Остерегись, Герман! И задерни офорт от солнца. Это оригинал…
Я исправил ошибку профана.
— Ты не узнал самого себя? — продолжал насмешки маэстро, — тот, что слева — грудастый юноша с дамскими сиськами — это же ты собственной персоной. ПосмоГ-ри-ка получше!
— Что это? — но я не стал вглядываться, а демонстративно отошел от стены.
— Это ребес, — Эхо стал серьезен и мрачен, — знак двуполости бога и знак человека, его творения. Это две стопы Эроса, которыми он ступает по земле: левая — страсть и соитие, правая — смерть. Тайна в противоположном. Твоя изнанка — женщина, Герман. И теперь ты знаешь ее имя…
— Я не понимаю ваших намеков, — мой обиженный голос выдал настроение души: любимый ученик задет за живое оскорбительным сравнением с грудастым юношей, с гермафродитом.
— Не дуйся, Герман, — усмехнулся маэстро, — Я тоже — ребес. Моя оборотная сторона — женщина. Мы вещество, а не существа, Герман. Все мы — пленники Сал-макиды… Она была очаровательной нимфой, а ее прохладный ключ был чудом Карий. Я любил там купаться…
Глаза Учителя заблестели, он явно все еще был не в себе.
— Поверхность воды в том ключе делила купальщика на две части — мужскую и женскую. Всплываешь и видишь в воде свою девичью грудь, ее можно даже пощупать руками. Ныряешь — и становишься юношей. Эти переливы плоти, игра столь разных чувств — ни с чем не сравнимое ощущение. Наслаждение упоительное… В молодости я купался там часами и Нимфы парили в воздухе, любуясь тайной жизни… Ммда…