Охота Полуночника
Шрифт:
Спустя одиннадцать дней с начала нашего путешествия мы подошли к городу и отчетливо увидели Церковную башню. Слезы навернулись нам на глаза.
Наш дом оказался разграблен, вся фарфоровая посуда моей матери — разбита. Застекленная крыша в сторожевой вышке была разрушена, и дождь просачивался на верхний этаж дома.
У нас не хватило смелости раскопать землю под кустами роз, и мы не знали, уцелело ли наше серебро и драгоценности. Фортепьяно лежало под книгами в целости и сохранности.
Дом бабушки Розы по-прежнему был заколочен
Отца нигде не было. Мама и я в панике искали людей, которые видели его или могли сообщить что-нибудь о его судьбе. Наконец, один из соседей сказал, что рано утром двадцать девятого марта отец вышел из дома. С тех пор никто больше не видел его.
Через два дня я узнал о его участи от молодого сержанта из Луизитанского полка, одного из немногих, кому посчастливилось выжить при артиллерийском обстреле епископского дворца. Его звали Августо Дуарте Кунха. Я нашел его в одной из переполненных палат госпиталя святого Антония, где он лежал с пулевым ранением в грудь.
Своим обликом и акцентом мой отец привлекал всеобщее внимание, и когда я описал его, сержант сразу понял, о ком идет речь.
— Я хорошо помню его, — сказал Кунха, предлагая мне подвинуть стул к его койке.
Я с надеждой спросил:
— Сержант, вы не знаете… не знаете, выжил ли мой отец после нападения французов?
— Нет, боюсь, что нет, сынок, — мрачно ответил он. — Я был с ним до конца.
— Вы… вы видели, как он погиб?
— Да, я был рядом с ним.
Я изо всех сил пытался удержаться от слез, но в конце концов бросился в коридор и прижался лицом к стене. Когда я вернулся в палату, сержант пожал мне руку и сказал:
— Я глубоко восхищаюсь твоим отцом, Джон. Он был храбрым человеком. Мне очень жаль.
— Я прошу вас… пожалуйста, расскажите мне все, что вы знаете о его последних часах.
— Я расскажу все, что знаю, но ты должен понимать, что французы одолевали, они превосходили нас по численности, и времени для разговоров почти не оставалось.
— Отец сражался рядом с вами?
— Да, у него был пистолет — какой-то старинной марки. Честно говоря, не очень хороший. Но это не остановило его. Твой отец оказался хорошим стрелком, хотя ему и не хватало опыта.
Затем сержант описал битву у Оливковых ворот. Он сказал, что мой отец получил легкое ранение в ногу.
— Вскоре после этого, — сказал он, — когда сражение переместилось ближе к церкви, твой отец отложил мушкет, который он забрал у мертвого солдата, и стал помогать медсестре перевязывать раненых солдат. Он оказался прекрасным санитаром. Забота пожилого человека ободряла молодых людей.
— И все это было двадцать девятого марта?
— Верно, Джон.
— А о чем вы говорили с ним?
— Я помню, что сначала спросил у него, что заставило его навсегда поселиться в Португалии.
— И что он ответил?
— Любовь и вино, — улыбнулся сержант. — Сначала я не поверил ему, но он сказал, что это — чистой воды правда. Еще он пошутил, что его богами всегда были Венера и Бахус.
— Он работал
— Он говорил о ней, Джон.
— Что… что он говорил вам о ней? — спросил я испуганно.
— Твой отец сказал, что у него есть хороший друг, который умеет превращать свинец в серебро. «Сержант, — сказал он мне, — я все напортил в своем браке». Я спросил, что он имеет в виду, и он сказал, что совершил много ошибок, живя с твоей матерью. Мне кажется, он признался мне в этом, потому что мы все знали, что тот день может стать последним в нашей жизни. Он взял с меня обещание, что я превыше всего буду ценить свою жену и детей.
— А что еще он говорил?
— Позже, когда мы отступили к епископскому дворцу, нам удалось поговорить с ним побольше. Твой отец сказал нечто странное: «Возможно, я все-таки прошел испытание».
— Какое испытание?
Сержант Кунха подумал над моим вопросом.
— Он не сказал, сынок. Он только промолвил, что когда ты вернешься с верховьев реки, он возьмет тебя в Амстердам, как и обещал. Он также думал том, чтобы взять тебя в Константинополь. Он сказал, что планирует большую поездку по Европе. «А потом мы все поедем в Шотландию», — сказал он. Он хотел показать тебе крепостные валы Эдинбургского замка, с которых открывается вид на весь город. «Всей семьей мы заберемся так высоко, как только сможем, и мой сын увидит родные места наших предков».
— Он говорил еще что-нибудь?
— Он повторил несколько раз, что должен забрать тебя из Португалии, должен освободить тебя из «клетки», которую создал для тебя. Он объяснил мне, что ты должен увидеть мир, узнать, что жизнь есть и за пределами Порту. Он сказал, что ему не удалось показать тебе другие края, но он сделает это теперь. Он говорил это с уверенностью и надеждой.
— А потом?
— Через несколько минут пуля попала ему прямо в висок. Слава Богу, он не мучился.
— Он умер сразу?
— Да.
Конечно, сержант имел самые благие намерения, но его рассказ привел меня в безутешное состояние. Он сказал, что трупы погибших у епископского дворца были свалены французскими солдатами в кучу напротив кафедрального собора и подожжены.
— Никогда не забывай о своем отце. Он умер храбрецом.
— Да, но погибнув… погибнув, он не выдержал испытания.
— Не выдержал? Не думаю, Джон. Ты никогда не был на войне, но позволь мне сказать тебе одну вещь: все опытные солдаты знают, что война — это дело удачи. Нельзя выдержать или провалить испытание, когда речь идет лишь о везении, сынок. Он должен был сражаться, а не проходить испытание. И могу сказать тебе, что хотя он и стрелял далеко не лучше всех и даже не был опытным санитаром, но много раз в этот день он рисковал своей жизнью, иногда безрассудно, чтобы сотни людей смогли покинуть Порту через мост. Он также облегчал страдания раненым и умирающим товарищам. Разве можно сказать, что он провалил испытание?