Охота за «Большим Арбузом»
Шрифт:
Глава 4
Силин, ретроспектива
Всё время полёта в Москву Гена думал о предложении престарелой родственницы. Он внимательно изучил все материалы о раритетном артефакте и хорошо понимал его ценность. Если он сможет овладеть этой банкнотой, вывезти её в Штаты, продать на аукционе… Тогда осуществятся мечты о собственном бизнесе – все наработки есть, нужен хороший капитал. А он у него будет.
При этом Силин ни секунды не сомневался по поводу методов овладения раритетом. «Шикарный план», который озвучила эта старая вешалка, Гена и не собирался воплощать
Гена родился в Москве, в семидесятых годах, в обычной советской семье инженеров. Когда рухнул Союз, а с ним стабильность, достаток и многолетние сбережения, жизнь всей семьи резко поменялась. Голодные, злые, неустроенные, его родители мечтали только об одном – уехать на Запад, лучше всего в Америку.
Голодный, злой, неустроенный, Генка уже в пятнадцать лет прибился к подростковой банде, а в восемнадцать стал её вожаком. Они грабили прохожих, нападали на торговые палатки, занимались мелким рэкетом, а позже не гнушались пользоваться утюгами и паяльниками в более серьёзных делах. Были и «стрелки» со стрельбой на пустырях, и убийства особенно упрямых «оппонентов».
Неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы Силину-старшему каким-то чудом не удалось выиграть в лотерею "грин-кард". Гена охотно уехал с родителями, так как чувствовал, что скоро его вольнице придёт конец, менты вот-вот накроют их лавочку, просто пока они занимаются более серьёзными группировками, и до мелочёвки у них не доходят руки.
В «стране великих возможностей» Гена (или, как его теперь звали, Генри), притих. Мелких бандитов хватало без него, специфика была другая, да и начинать снова рядовым бойцом он не собирался.
Жилось им трудно, работа вначале была тяжёлая и малооплачиваемая. Отец всё-таки сдал какие-то экзамены и пробился на работу почти по специальности. В это время мама Геннадия случайно нашла свою дальнюю родственницу – Анастасию, которая приходилась троюродной сестрой её отцу.
Настасья Де Вард, вдова богатого голландца, взявшего её в жёны и увезшего в Голландию ещё в 1961-м году, жила теперь в Штатах и очень обрадовалась дальним родственникам, с которыми была едва знакома.
По известным причинам помочь материально у неё не было возможности, но она оказала семье Силиных множество услуг благодаря своим знакомствам и связям.
Устроила Гену в торговую компанию, где он вырос до старшего менеджера благодаря своей настырности, жёсткости, отличному знанию русского языка, а также российской специфики – их фирма активно вела торговлю с российскими компаниями.
Он ездил в командировки в Москву, вёл жизнь обычного менеджера, мечтал о своём крупном бизнесе и присматривался к возможности получить капитал. Не применял нигде свои прежние «навыки», но и никогда не забывал о них.
***
Каждый раз, приезжая в Москву, Гена удивлялся переменам, произошедшим с городом и людьми по сравнению с его мрачным отрочеством 90-х. Ушли в прошлое красные пиджаки, золотые амбарные цепи на мощных выях, откровенные бандиты на улицах и в ресторанах.
Всё это сгинуло ещё в начале нулевых, а потом стал меняться и простой народ. Всё реже встречались мрачные, хмурые лица, на хороших машинах ездили вполне обычные граждане, люди гораздо чаще улыбались, магазинное изобилие становилось всё более доступным.
Его сотрудники, рядовые москвичи делились друг с другом впечатлениями об отдыхе не только в Турции и Египте,
Молодой менеджер Андрей, совсем недавно женившийся, отдавал половину зарплаты на ипотеку (с первым взносом помогли родители с обеих сторон). При этом оставшейся половины и доходов молодой жены им вполне хватало на нормальную жизнь. И таких примеров вокруг было предостаточно.
Конечно, далеко не всё было гладко, существовали и бандиты, и криминальные разборки, но это как-то ушло с глаз, переместилось в глубины и задевало в основном тех, кто сам лез в эти дела.
Появлялся крепкий средний класс – наёмные работники с очень приличными зарплатами, способные не просто прокормить себя и детей, но и купить хорошее авто, во время отпуска отдохнуть, а не пахать на огородах и в ремонтируемых квартирах, дать образование детям.
Нет, Гена нисколько не жалел, что в своё время уехал, всё-таки его уровень в Штатах был гораздо выше, но удивляло то, с какой быстротой в Москве наладилась жизнь. Когда он рассказывал об этом своим родителям, они вежливо слушали его, кивали, улыбались, но для них Москва да и вся Россия навсегда стали забытым тяжёлым прошлым, какой-то мрачной shithole [1] . Они просто вычеркнули из памяти всё хорошее, что было в их жизни там: весёлую студенческую молодость, дружеские посиделки на пятиметровой кухне, саму эту кухню в полученной бесплатно двухкомнатной квартире, путешествия по базам отдыха и дикарями в Крым и другие маленькие радости.
1
shithole – грубый американский жаргонизм, букв. «яма с дерьмом», «задница», употребляется в значении «поганое место», «дерьмовая дыра», «гадюшник».
Всё это запечаталось мрачными годами развала, бедности, неустроенности, страха, и в памяти остался только этот десяток лет, словно зачеркнувший всё предыдущее…
Силин-младший ездил в Москву регулярно, общался со многими москвичами, сослуживцами, соседями, приятелями. Некоторые из них даже не знали, что он был гражданином США, да и сам Гена иногда забывал об этом, особенно во время неформального общения.
Он заводил скоротечные романы с русскими девушками, поддерживал приятельские отношения с двумя-тремя русскими мужиками своего возраста, уверенно чувствовал себя среди русских сотрудников. Но почему-то с каждой поездкой, с каждым годом в душе его росла ненависть – яркая, нерациональная ко всему русскому, российскому, московскому: улицам, людям, домам, языку, своему прошлому…
Глава 5
Киреевы, лето 2018
Мелодия домофона прозвучала довольно неожиданно – сегодня ребята никого в гости не ждали. Веня просматривал какие-то материалы в своём ноутбуке, «глубоко беременная» по её собственному выражению, Лера с маленькой Таней затевали на кухне пирог.
Глава семьи нехотя поднялся, прошёл в прихожую. Вяло произнёс дежурное «Кто там?» В ответ послышался мелодичный девичий голосок, щебечущий на каком-то непонятном, но очень знакомом языке.