Охота за «Большим Арбузом»
Шрифт:
Следующий удар подоспел в 2004-м. Как раз, когда он смог выкарабкаться из страшной долговой ямы и начал потихоньку выходить на прежний уровень. Жена, так и не простившая резкого скачка из богатства в относительно скромное существование и продажу всех атрибутов утерянной сладкой жизни, ушла к более успешному бизнесмену.
Отсудила при этом два из трёх магазинов, счета в банке, не польстившись, правда, на долю в их маленькой квартирке и старый автомобиль. Олег стиснул зубы и начал новый подъём на поверхность. Приходилось каждую высоту буквально брать
Продолжал возить из Германии технику, но денег катастрофически не хватало. В отчаянии продал своё жильё, вложил деньги в товар, арендовал ещё один магазин. Мать звала жить к себе, в загородный дом, оставшийся от отца, но он предпочёл снять комнату недалеко от своего рынка.
Занимался только непосредственно торговлей, перестал тусоваться среди нужных и информированных людей и пропустил третий удар, самый жестокий и разрушительный. Рынок, где он строил бизнес, решили снести и построить жилой комплекс. Компенсация, которую давали за собственный магазин, была ничтожно мала, а с арендованных он не получал вообще ничего.
Товар, привезенный из Гамбурга, лежал в самом большом помещении – магазине со складом, но торговать уже не давали возможности. Пробиваться на новое место – значило терять «прикормленных» покупателей и завоёвывать свою нишу на других территориях, где все сферы влияния давно схвачены и поделены.
Он пытался сопротивляться вместе с такими же упрямцами, не уходил с уже мёртвого рынка, и однажды ночью появились бульдозеры, которые стали сносить всё, что там ещё оставалось. Это была полная катастрофа, крах, конец.
С этого времени Олег запил. Запил страшно, до состояния невменяемости и полной отключки. Иногда выходил из тумана и тогда тупо смотрел в зеркало, пытаясь понять, что с ним происходит. В один из таких дней он получил известие о смерти матери.
Соседке, принёсшей эту весть, передал остававшиеся деньги, попросил организовать похороны и поминки, а сам позвонил старому другу-медику, чтобы он положил его под капельницу, вывел яд из организма.
Ко дню похорон был в полном порядке, вёл себя достойно и на поминках не выпил ни капли. Решил сразу переехать в дом – его уже не держал рынок, да и аренду за квартиру платить не хотелось. Они с матерью не были близки, особенно в последнее время, и её смерть не столько расстроила Лопатина, сколько отрезвила, заставила собраться.
Теперь он как бы вернулся в спокойное время своего становления, ходил по комнатам, рассматривал знакомые с детства безделушки, книги, фотографии. Много думал о том, как жить дальше: продать этот дом, начать новый бизнес? А жить где, опять снимать углы? Да и какие там особые деньги можно получить с продажи, никакого хорошего бизнеса с них не начнёшь.
Однажды, копаясь в бумагах, нашёл фотографию отца, ещё бодрого и бравого, периода, пожалуй, восьмидесятых годов. По контрасту вспомнил его в больнице, в тот последний день. Пришли вдруг на память и его слова, будто это было только сейчас: «Тетрадочка-то моя, зелёная,
Зелёная тетрадка, таинственный подлинник редкой банкноты, как же он забыл! Олег кинулся к дальней антресоли, стал лихорадочно перебирать стопы древних бумаг, поднимая пыль и чихая от неё. Наконец, в каком-то углу, нашёл то, что искал. Вытер старую тетрадку в зелёной картонной обложке подвернувшейся одёжкой, притащил к столу.
На первой странице находился список из трёх фамилий:
Кислицина Анастасия Александровна – невеста Георгия Макаренко.
Кислицына Наталья Александровна – её сестра.
Тихомиров Михаил Михайлович – его друг.
Напротив каждой фамилии значились данные – адрес, телефон (забавные древние номера с буквами впереди: у Анастасии был указан домашний телефон А-22-49). Имелись отметки о семейном положении и другие важные данные.
Так Олег узнал, что Анастасия недолго горевала по убитому жениху, в 1961-м вышла замуж за гражданина Голландии и через год уехала с ним. Больше о ней ничего не было известно. Судьбы Натальи и Михаила оказались похожими. Они оба не создали семьи, жили одиноко каждый в своей квартире.
Насторожила информация о Насте – никаких концов, где она, чем занимается. Что за голландец её увёз? Если это какой-нибудь дипломат, то он вполне мог вывезти банкноту в дипломатическом багаже, и тогда на всех его надеждах можно поставить крест.
Он перевернул лист с фамилиями – дальше, исписанные твёрдым отцовским почерком, шли заметки о том, что удалось выяснить, размышления, выводы. Всё это с присущей ему дотошностью, с пунктами а, б, в. Олега не оставляла мысль, что это написано специально для него: не выцветшими чернилами, а современной шариковой ручкой, да и указания шли достаточно конкретные.
Два дня Лопатин, почти не вставая из-за стола, изучал записи отца, собирал информацию в Интернете, думал. Тысячедолларовая банкнота «Большой Арбуз» была редчайшим артефактом. Если на подлиннике стояла такая же красная печать казначейства США, как и на фальшивке, что было очевидно, то его стоимость взлетала до небес.
Все источники говорили, что таких банкнот в мире всего две. Одну из них продали анонимному коллекционеру на каком-то аукционе за сумму, превышающую два миллиона долларов. Вторая исчезла из поля зрения. То ли её выкупил какой-то шейх, то ли она вернулась в подвалы казначейства. А может, так и затерялась где-то.
И всё же на третий день Лопатин слегка успокоился. Алексей Егорович описывал Настю как надменную, знающую себе цену барышню. К своему жениху, Гоше Макаренко, она относилась потребительски: генеральский сын, шикарная квартира, отличные перспективы.
На его пристрастия – бонистику и криптографию – она смотрела с брезгливой снисходительностью, считала это несерьёзным детским увлечением, которое не к лицу взрослому человеку. И если бы не трагический исход, своему мужу заниматься этим она бы точно не разрешила.