Охота за головами на Соломоновых островах
Шрифт:
Мы изготовили гребни всех размеров, ящики для сигар и портсигары всех типов, рамки для картин, ложки и вилки для салата, браслеты, пуговицы, пряжки и даже футляр для часов. Мы так ловко научились вырубать из панциря столетней черепахи кусок нужной нам толщины или цвета, что наиболее ценные произведения нашего искусства, как, например, футляр для часов, были совершенно прозрачными и вырезаны из светло-желтой черепахи. Такого цвета черепахи встречаются очень редко. На Онтонг-Джаве, где туземное население носит украшения из светло-желтой черепахи, обесцвечивание достигается искусственно. Местные жители ценят только прозрачные украшения для носа и ушей. Пойманные живьем черепахи помещаются в неосвещаемую солнцем яму с водой, где они постепенно становятся светлыми. Это заставляет предполагать, что обыкновенная коричневая черепаха является загоревшей на солнце блондинкой. Но каков бы ни был цвет,
Из сезона ловли и обжорства, переплетавшегося с интересной любовной интригой между пухленькой дочерью охотника за черепами и добродетельным красавцем Майком, вышел бы потрясающий фильм. Жаль, что художник не может писать картин так, как их снимает киноаппарат…
Глава двадцать третья
Когда уходили модели, в лагуне Марово наступала тишина.
Бывшие охотники за черепами были приветливы, сообразительны, доброжелательны и заинтересованы в том, чтобы получить за позирование плитку-другую табака, хотя и предпочитали наличные шиллинги. Туземцы твердо считали написанные нами портреты чудом. Такие люди являются мечтой художника-портретиста и никогда не встречаются в цивилизованном мире.
Каждая модель, явившаяся из деревни Пататива на плантацию Сеги, считала нужным приходить со всеми родственниками, и этот клан присутствовал на протяжении всего сеанса. Родственники были очень милыми людьми, но, как нам сказали, обычай требует, чтобы мы преподносили подарки не только модели, но и всем ее сопровождающим. Конечно, табак стоит дешево, но количество раздаваемых родственникам плиток было столь велико, что расход стал ощутительным. Мы привезли с собой табак из Сиднея, но в памятный день потопления наших вещей он намок в соленой воде и стал плесневеть. Когда мы раздавали его местным обитателям, они подозрительно смотрели и принюхивались к нему. В конце концов нам пришлось этот табак выбросить, однако слуги на плантации немедленно им воспользовались и раскуривали с полным удовольствием.
Теперь, когда у нас возникала надобность в табаке, мы покупали его на складах плантации. Это была единственная трата наличных средств, которую мы позволяли себе на Соломоновых островах. Мы не слишком строго соблюдали местные обычаи одаривания родственников, но как бы дешево ни обходились нам модели, как ни малы были траты, они не способствовали увеличению наших наличных средств. Не могли они и уменьшить сотни миль, отделявшие нас от источников заработка. Когда же мы пытались дарить родственникам старые подвязки или жестяные коробки, то замечали снисходительные улыбки и частенько обнаруживали; что наши дары бесцеремонно оставляются без всякого внимания. Это заставило нас сделать все, чтобы избавиться от родственников наших моделей.
Вторым поводом для недоразумений был различный подход к вопросу о времени. В странах стандартного поясного времени с ним принято считаться с точностью до полуминуты, но у меланезийцев, на наш взгляд, его не измеряют ни по солнцу, ни по месяцам, ни веками. Договорившись с моделью, что она придет на плантацию, когда солнце будет «здесь» (указав пальцем положение солнца к восьми утра), можете не сомневаться, что модель со всеми родственниками появится ни свет ни заря, в момент, когда вы только приготовились чистить зубы или же на несколько часов позже, когда вы готовы кусать собственные локти от злости и нетерпения. Американская идея пунктуальности, как бы она мало ни относилась к людям искусства, здесь не имеет хождения. Необходимость длительного ожидания вызывала у меня такое повышение температуры, что о творческом подъеме нельзя было даже помышлять.
Не совсем гладкими были и взаимоотношения с хозяином плантации. Он не сказал ни слова, но присутствие туземцев на веранде дома было для него непереносимым, особенно если учесть, что на протяжении сорока лет он решительно запрещал нечто подобное. Ему пришлось на протяжении ряда лет быть единственным белым резидентом на группе островов, где ближайший белый сосед проживал в трехстах милях. Такая жизнь приучила его спать, держа пистолет под подушкой.
Он дал нам разрешение работать на северной веранде, явно не предполагая, что модели будут являться в столь многолюдном сопровождении. Мы предпочитали работать в деревне Пататива, но для этого надо было ежедневно переезжать лагуну, а нехватка бензина лишала нас возможности пользоваться моторной лодкой. Наша первая попытка переплыть
Маленькая соблазнительница с лукавыми глазками продолжала нам позировать, произведя в Сеги не меньший фурор, чем у себя в Пататива.
На плантации Сеги было двое домашних слуг — шестнадцатилетних малаитян, пришедших в необычайное волнение от ежедневного присутствия нашей модели. Прежний метод уборки веранды, когда за этим не присматривал хозяин, сводился к привязыванию к ногам пыльных тряпок, на которых слуги разок-другой скользили по полу. Теперь, когда появилась соблазнительная модель, они целыми днями подметали, убирали, чистили и вытирали эту «самую длинную веранду Соломоновых островов». Их деятельности, сопровождаемой взвизгиванием и хихиканьем, не было конца и края. Вместе с тем они делали вид, что не обращают на модель ни малейшего внимания. Героиня вела себя точно так же и непрерывно поправляла свое одеяние, стыдливо прикрывая обнаженную грудь. Слуги позабыли о своих обязанностях на кухне. Яростная беготня сотрясала дом с такой силой, что холст плясал передо мной, а рука, держащая кисть, дрожала, как у паралитика. Когда же Маргарет выставила этих двух молодцеватых покорителей сердец, они с хохотом забрались под веранду, как раз под то место, где сидела наша модель, и подняли там ужасающий гвалт. Возможно, что подобное чисто меланезийское ухаживание является смешным, но нисколько не облегчает деятельности художника.
Так протекала наша работа до того момента, покуда не произошел взрыв в буквальном смысле этого слова.
Дом в Сеги состоит из двух комнат: в одной находится контора, а в другой жил наш хозяин, если только он не переселялся на веранду. Наша комната находилась в отдельном домике возле южной веранды. В комнате, примыкающей к северной веранде, стоял наш знаменитый сундук со снаряжением, мимо которого однажды галопом пронеслись слуги. Весь дом зашатался от топота ног, и в тот момент, когда слуги появились в дверях, сундук взорвался.
Наша модель встала на четвереньки и поползла в сторону; сидевшие на краю веранды родственники разлетелись как шрапнель; слуги стояли оцепенев и вытаращив от страха глаза. Маргарет и я были не в лучшем состоянии, хотя знали, что у нас не было взрывчатых веществ. Но откуда же этот взрыв? Вскоре выяснилось, что взорвалась бутыль с перекисью водорода, которая в разведенном виде представляет обычное обезвреживающее средство, но в концентрированном состоянии обжигает пальцы и проедает окружающие предметы. Жара в сочетании с тряской, вызванной непрерывной беготней слуг, привела к выделению свободного кислорода, который и взорвал бутыль. Нам оставалось только облить водой все, что стало жертвой взрыва, и отправиться на розыски убежавшей модели. Когда мы подошли к берегу, весь клан вместе с моделью находился на полпути к Пататива, и мы не сомневались, что модель не вернется, а своими рассказами о взрыве отобьет охоту к позированию У всех остальных жителей деревни. Такая ситуация была Для нас неприемлемой, и мы решили немедленно переехать на другую сторону и привести отношения с жителями деревни в должный порядок. На берегу лежала туземная лодка, сходная с каноэ, и мы предпочли воспользоваться ею, чем брать без разрешения хозяйский моторный катер. Да и вообще нам нужно было выучиться плавать на туземной лодке, так как это разрешило бы многочисленные проблемы, связанные с неудобствами нашей работы на плантации, не говоря уже о том, что было полезным упражнением для наших мускулов.
Нам никогда не приходилось плавать на туземной лодке, но они так легко и быстро скользили по поверхности воды, что простота управления ими была очевидной. Еще в дни моих школьных каникул я провела немало времени на каноэ, и особенное удовольствие мне доставляло плавать в сильную волну. Меланезийская лодка, выдолбленная из бревна, имеет заостренные концы, лишена киля, несколько плоскодонна, борта ее в центре чуть-чуть опущены и рассчитана она на двух гребцов, имеющих возможность удобно вытянуть вперед ноги. Найденная нами лодка лежала за прибрежной полосой в тени деревьев и была тщательно прикрыта пальмовыми листьями. Внешний вид убедительно доказывал, что лодкой очень давно не пользовались. Спустить ее на воду представлялось затруднительным, так как лодка была очень тяжела. Попытка Маргарет отплыть непосредственно от берега не увенчалась успехом: лодка плотно застревала в грунте, и у меня не хватало сил, чтобы продвинуть ее дальше. Тогда мы решили подтянуть лодку по воде к маленькой пристани и сесть, как подобает настоящим леди. Однако мы очутились в воде раньше, чем успели опомниться. Это круглое, как бочка, плавучее сооружение немедленно переворачивалось и ускользало, как только мы пытались в него сесть, а мы сваливались в воду.