Охота за слоновой костью. Когда пируют львы. Голубой горизонт. Стервятники

Смит Уилбур

Они ехали среди рухнувших стен и памятников, где некогда могучие армии праздновали свои победы. Теперь здесь обитали только скорпионы и ящерицы.

Однако в предыдущие дни сюда явилась толпа слуг, и во дворе, где, вероятно, когда-то восседал завоеватель мира, разбили охотничий лагерь, установили сотню разноцветных шатров, снабдив их всей роскошью и удобствами царского дворца. Слуги тоже встречали гостей и лили из золотых кувшинов ароматную воду, чтобы прибывшие могли смыть пыль долгой поездки и освежиться.

Потом Мансур повел их в самый большой и величественный шатер. Войдя, Верити увидела, что стены увешаны вышитыми золотыми и синими шелками, а пол

покрыт коврами и грудами подушек.

Калиф и его советники встали им навстречу. Переводческое мастерство Верити подверг испытанию обмен комплиментами и пожеланиями добра. Тем не менее она воспользовалась возможностью рассмотреть калифа аль-Салила.

Как и сын, он рыжеволос и красив, но на его лице оставили глубокие отметины заботы и горести, а серебряные пряди в бороде он не закрашивал хной. И было в нем что-то еще, такое, чего Верити не могла понять. Глядя ему в глаза, она испытывала странное ощущение. Может, потому, что на него так сильно похож принц Мансур? Она решила: нет. Тут нечто большее. Это тревожащее впечатление усиливало чувство, будто что-то странное происходит между ее отцом и аль-Салилом. Они смотрели друг на друга не так, как впервые встретившиеся незнакомцы. Между ними возникло хрупкое напряжение. Словно в воздухе, насыщенном влагой, собирались грозовые тучи, и в любое мгновение могла сверкнуть молния.

Аль-Салил провел ее отца в центр шатра и усадил на груду подушек. Сам сел рядом. Слуги принесли приправленный анисовым семенем щербет на золотых подносах; все угостились также засахаренными финиками и гранатами.

Шелковые занавеси не пропускали в шатер зной пустыни. Началась вежливая беседа. Царские повара подали полуденную еду. Дориан предлагал сэру Гаю лучшие кусочки с серебряных блюд, на которых были горой навалены рис с шафраном, нежная телятина, жареная рыба; потом взмахом руки приказал подать оставшееся свите, рядами сидевшей за пределами шатра.

После этого начался серьезный разговор. Сэр Гай кивком подозвал Верити и велел ей сесть между собой и аль-Салилом. Когда солнце поднялось в зенит и весь окружающий мир погрузился в жару, они продолжали негромко разговаривать. Сэр Гай предупредил аль-Салила, что создаваемый им союз племен пустыни очень непрочен.

– Заян аль-Дин обеспечил себе поддержку Блистательной Порты в Константинополе. На Занзибаре уже стоят двадцать тысяч турецких солдат, и как только муссон переменится, корабли доставят их сюда.

– А как Английская компания? Окажет поддержку Заяну? – спросил аль-Салил.

– Компания еще не приняла окончательного решения, – ответил сэр Гай. – Как вы, вероятно, знаете, губернатор Бомбея ждет моих рекомендаций.

Он мог бы использовать слово «приказ», а не «рекомендации»: аль-Салил и все его советники не сомневались, в чьих руках власть.

Верити была так занята своими обязанностями переводчицы, что Мансур снова получил возможность внимательно ее разглядывать. Он впервые почувствовал какие-то непонятные глубины и подводные течения между девушкой и ее отцом. «Неужели она его боится?» – подумал Мансур. Он подозревал здесь что-то темное, леденящее душу.

Они проговорили всю жару. Дориан слушал, кивал и делал вид, что на него действует логика сэра Гая. На самом деле он вдумывался в подтекст цветистых фраз, которые переводила Верити. И постепенно начал понимать, как его сводному брату удалось добиться такой власти и влияния.

«Он подобен змее, он постоянно извивается и изворачивается, и ты всегда чувствуешь в нем яд», – думал Дориан.

В конце разговора он мудро кивнул и сказал:

– Все,

что вы говорите, – правда. Я могу только молить Бога, чтобы ваша мудрость и милосердный интерес к тяжелому положению Омана привели всех нас к справедливому и длительному согласию. Прежде чем мы пойдем дальше, хочу выразить вашему превосходительству глубокую благодарность от себя лично и от всего моего народа. И надеюсь продемонстрировать эту благодарность более существенным образом, нежели просто на словах.

Он увидел в глазах брата алчный блеск.

– Я здесь не ради материального вознаграждения, – ответил сэр Гай, – но в нашей стране говорят, что всякий труд должен вознаграждаться.

– Мы здесь, в нашей стране, хорошо понимаем это выражение, – ответил Дориан. – Но жара спала. У нас будет возможность еще поговорить завтра. Сейчас можно начинать соколиную охоту.

Отряд охотников с соколами, сто всадников на сильных лошадях, покинул Искандерабад и двинулся по краю утеса, который выходил на пересохшее русло реки в сотнях футов внизу. Закатное солнце отбрасывало таинственные голубые тени в великолепном хаосе рухнувших стен, утесов и извилистых вади.

– Почему Александр выбрал для постройки города такое дикое, пустынное место? – вслух удивилась Верити.

– Три тысячи лет назад здесь протекала могучая река, и вся ее долина была зеленым садом, – ответил Мансур.

– Печально думать, что так мало осталось от великого дела. Александр столько строил, и все это за время жизни одного поколения разрушили недостойные, унаследовавшие это от него.

– Даже могила Искандера потеряна.

Постепенно Мансур вовлек ее в разговор, и девушка ослабила защиту и с готовностью отвечала ему. Он обрадовался, поняв, что она разделяет его интерес к истории, но в ходе разговора обнаружил, что она хорошо образована и знает больше, чем он. И предпочел слушать, не высказывая своего мнения. Он наслаждался ее голосом и мастерским владением арабским языком.

На протяжении предшествующих дней охотники прочесали пустыню и теперь смогли привести принца туда, где встреча с добычей была наиболее вероятна. Это была широкая ровная равнина, покрытая редкими зарослями соляных кустов. Она тянулась на сколько хватает глаз. Жара спала, и воздух был чист и прозрачен, как горный ручей. Верити чувствовала себя живой и полной жизни. Но в то же время она испытывала беспокойство, как будто ждала чего-то необычного, чего-то такого, что изменит всю ее жизнь.

Неожиданно аль-Салил приказал пустить лошадей галопом. Протрубили рога. Все двинулись вперед, как кавалерийский эскадрон. Копыта застучали по пропеченному солнцем песку, и ветер запел в ушах Верити. Ее кобыла бежала легко, словно летела, и девушка рассмеялась. Она взглянула на ехавшего рядом Мансура, и они засмеялись оба просто потому, что были молоды и радовались жизни.

Неожиданно рога снова протрубили. Всадники возбужденно закричали. Грохот копыт поднял впереди из зарослей соляных кустов пару дроф. Птицы бежали, вытянув шеи, низко наклонив к земле головы – крупные, крупнее дикого гуся. И хотя оперение у них было горчично-коричневое, синее и красное, оно сливалось с расцветкой местности и потому птицы казались нереальными и нематериальными, как призраки.

При звуках рога всадники остановились. Лошади под ними гарцевали, кружили и грызли удила, им не терпелось продолжить бег, но они сохраняли строй, а аль-Салил тем временем выехал вперед с соколом на запястье. Это был пустынный сокол, самый красивый и свирепый из всех соколов.