Охота за слоновой костью. Когда пируют львы. Голубой горизонт. Стервятники

Смит Уилбур

В свое недолгое пребывание в Омане Дориан полюбил эту птицу. Это был самец, прекрасный представитель своего вида. Его звали Хамсин – злой ветер пустыни.

Всадники остановились, и потому дрофы не взлетели. Они снова скрылись в зарослях. Должно быть, прижались к земле, вытянув шеи, неподвижные, как камень; защитная пустынная окраска делала их невидимыми для всадников.

Аль-Салил медленно повел лошадь к тому островку растительности, где птиц видели в последний раз. Зрителей охватывало все более сильное возбуждение. Хотя Верити не разделяла страсти

подлинных соколятников, она обнаружила, что у нее перехватывает дыхание, а рука, которой она держит узду, слегка дрожит. Она искоса взглянула на Мансура: на его лице читался восторг. И впервые девушка почувствовала себя его единомышленницей.

Неожиданно послышался резкий хриплый крик, и из-под копыт лошади аль-Салила в воздух взмыла большая птица. Верити поразилась тому, как стремительно и сильно дрофа поднималась. В тишине был отчетливо слышен свист ее крыльев. Они, размахом в разведенные руки человека, притупленные на концах, мощно несли птицу в воздухе.

Когда калиф снял колпачок с великолепной свирепой головы пустынного сокола, зрители негромко запели. Сокол мигнул желтыми глазами и посмотрел в небо. Барабанщики начали медленно бить, звук пролетел над равниной, возбуждая зрителей и сокола.

– Хамсин! Хамсин! – напевали они. Сокол увидел четкие очертания дрофы на голубом небе и забился в путах, удерживавших его лапки. На мгновение он повис головой вниз, забил крыльями, пытаясь освободиться. Калиф высоко поднял его, снял путы и подбросил в воздух.

На быстрых острых крыльях сокол поднимался в небо все выше, кружа в воздухе. Его голова чуть поворачивалась из стороны в сторону: он следил за большой птицей, хлопавшей крыльями на равнине под ним. Барабанщик ускорил ритм, и зрители громче закричали:

– Хамсин! Хамсин!

Сокол достиг высшей точки подъема, превратившись в черную соринку на фоне стальной голубизны; он поднялся гораздо выше своей массивной добычи. Неожиданно он сложил крылья и, как стрела, полетел к земле. Барабанщик забил лихорадочно, и потом резко оборвал дробь.

В тишине все услышали ветер, свистящий в крыльях; движения сокола были такими быстрыми, что глаз не успевал за ними. Он ударил дрофу со звуком, с каким сталкиваются рога дерущихся самцов-оленей. Дрофа словно взорвалась облаком перьев, которые унес ветер.

Торжествующий крик вырвался у ста человек. Верити поняла, что тяжело дышит, как будто только что поднялась на поверхность после нырка в глубины моря.

Аль-Салил подобрал сокола, начал кормить печенью дрофы и гладил его по голове, пока тот глотал. Потом попросил принести другую птицу. Посадив сокола на запястье, он с сэром Гаем поехал впереди своих советников. Из-за охотничьей страсти, которая охватила всех, было не до переговоров. Верити больше не была нужна как переводчица и задержалась с Мансуром. Он незаметно замедлил шаг своей лошади, и девушка поехала рядом с ним. Разговор так увлек их, что они не заметили, что все больше отстают от свиты калифа.

За время разговора вражда между ними исчезла, и обоих приятно

волновала близость друг друга. Когда Верити смеялась, ее пленительный смех радовал Мансура, а ее приятные, но строгие черты оживлялись и становились прекрасными.

Постепенно они забыли о многочисленной свите и оказались один на один среди этого множества. Их вернул к реальности далекий крик и грохот боевых барабанов. Мансур приподнялся в стременах и удивленно воскликнул:

– Смотрите! Вы видели?

Вокруг кричали люди, гремели рога, лихорадочно били барабаны.

– В чем дело? Что случилось?

Перемена его настроения оказалась заразительной, и Верити еще ближе подъехала к Мансуру. И тут увидела, что вызвало этот переполох. На далеком противоположном склоне долины бешеным галопом скакал отряд всадников во главе с аль-Салилом. Охотясь на дроф, они подняли гораздо более опасную дичь.

– Львы! – воскликнул Мансур. – Не менее десяти, а то и больше! Поедем, держитесь за мной. Нельзя пропустить эту потеху.

Верити пришпорила кобылу, чтобы держаться с ним рядом, и они поскакали по своей стороне долины.

Прайд, который гнали перед собой аль-Салил и охотники, казался стремительными коричневыми тенями; они метались в зарослях, то выскакивая из перерезавших пустыню вади с крутыми стенами, то снова в них исчезая.

Калиф передал своего сокола одному из охотников, после чего он и вся его свита взяли копья у копьеносцев. Они гнались за прайдом, их далекие крики звучали еле слышно. Аль-Салил наклонился в седле и ударил копьем одну из теней. Раздался рев, полный боли и ярости. Верити видела, как лев от удара копья перевернулся и с ревом покатился в облаке пыли. Аль-Салил привычным движением опытного воина высвободил оружие и поскакал за следующей жертвой, оставив рычащего раненого льва. Из пасти зверя текла легочная кровь. Ехавшие сзади всадники снова и снова били льва копьями.

Потом охотники добрались до другого льва, третьего, и все превратилось в путаницу летящих лошадей и убегающих желтых кошек. Попадая в цель, охотники каждый раз кричали. Лошади под ними ржали, доведенные до безумия запахом львиной крови и ревом раненых зверей. Гремели рога, били барабаны, всю картину окутывали тучи пыли.

Мансур выхватил у ехавшего за ним оруженосца копье и поскакал вслед за отцом. Верити погнала лошадь за ним, но охота переместилась за гребень, прежде чем они их догнали.

Они миновали две израненные львиные туши, лежавшие в зарослях соляных кустов. Лошади сторонились наводящего ужас запаха. К тому времени как молодые люди добрались до вершины и посмотрели вниз, охота далеко рассредоточилась по равнине. Почти в миле от себя они отчетливо различали фигуру аль-Салила в развевающемся белом одеянии. Он возглавлял охоту, но львиного прайда больше не было видно. Львы, как дым, растаяли в коричневых просторах пустыни.

– Поздно, – пожаловался Мансур и натянул повод. – Они убежали от нас. Если постараемся их догнать, только зря утомим лошадей.