Охота за слоновой костью. Когда пируют львы. Голубой горизонт. Стервятники
Шрифт:
— Там человек, которого я люблю, как ты любишь брата, — негромко сказал Аболи. — Они в одной темнице.
— Я думаю, что знаю, о ком ты говоришь. Не его ли я видела в тот день, когда вас высадили на берег и в цепях провели по площади? Он прям и строен, как молодой принц?
— Да, это он. Как и твой брат, он заслужил свободу.
Сакина снова остановилась, но потом поплыла дальше.
— О чем ты говоришь, Аболи, друг мой?
— Мы с тобой заодно. Мы сможем их освободить.
— Возможно ли это? — прошептала она.
— Альтуда один раз уже освободился. Разорвал оковы и улетел, как сокол. — Аболи взглянул на голубое африканское небо. —
Они пришли в конюшню, и Фредрикус встал с сиденья кареты. Он посмотрел на Аболи и презрительно скривил губы, демонстрируя желтые от табака зубы.
— Как можно доверить черной обезьяне мою карету и шесть моих голубушек? — произнес он в пустоту.
— Фредрикус — враг. Не верь ему. — Это предупреждение Сакина произнесла, едва шевеля губами. — Не верь никому в этом доме, пока мы не поговорим снова.
Катинка купила у Клейнханса домашних рабов, мебель, всех лошадей и содержимое всех кладовых. Она выписала ему чек на своих банкиров в Амстердаме. Сумма большая, но она знала, что отец добавит, если ей не хватит.
Самой красивой из лошадей оказалась гнедая кобыла, великолепное животное с сильными грациозными ногами и прекрасной формы головой. Катинка была опытной наездницей, но она не испытывала любви или добрых чувств к животному под собой, и ее тонкие бледные руки были сильны и жестоки. Она пользовалась испанской уздой, которая ранит рот лошади, и постоянно прибегала к хлысту. Она знала, что, если загонит лошадь, всегда сможет купить себе другую.
Несмотря на это, наездницей она была бесстрашной и лихой. Кобыла плясала под ней и мотала головой, стремясь избавиться от боли во рту и хлыста, а Катинка сидела ловко и легко и выглядела элегантно. Она загоняла кобылу до пределов выносливости, летя по крутой тропе, и хлестала ее, когда та пыталась остановиться или не решалась перепрыгнуть через упавшее дерево, которое преграждало путь.
Лошадь была в пене, она взмокла от пота, словно только что переплыла реку. Пена, капавшая из ее рта, была розовой из-за порезов, нанесенных острыми краями узды. Кровь капала на ботинки и платье Катинки, и та звонко смеялась от возбуждения, продолжая скакать в гору. Время от времени она оглядывалась через плечо. Шредер отстал на пятьдесят или больше корпусов. Он приехал другой дорогой, чтобы тайно встретиться с ней. Черный жеребец с трудом двигался под его тяжестью и, хотя Шредер непрерывно настегивал его, не мог догнать кобылу.
Катинка не остановилась на вершине, но хлыстом и острыми, как иглы, шпорами послала свою лошадь по противоположному склону. Падать здесь было очень опасно — земля неровная, а лошадь запыхалась. Опасность возбуждала Катинку. Она наслаждалась, ощущая под собой мощное тело и прикосновения кожаного седла к потным бедрам и ягодицам.
Они спустились по крутой осыпи и оказались на открытом лугу у ручья. С полмили Катинка ехала вдоль ручья, но, добравшись до рощи деревьев с серебряной листвой, за десять шагов заставила лошадь остановиться после стремительного галопа.
Она перенесла ногу через луку седла и в облаке юбок и кружев легко спрыгнула на землю. Приземлилась она как кошка, и пока кобыла пыхтела, как мехи в кузнице, сама Катинка стояла подбоченясь и ждала Шредера.
Он спустился на луг и подъехал к ней. И тут же спрыгнул со спины жеребца. Лицо его потемнело от гнева.
— Это безумие, мефрау! — крикнул он. — Если бы вы упали!..
— Я никогда не падаю! — Она рассмеялась
Она неожиданно обхватила его руками за шею и, как минога, прилипла к его губам, так сильно втягивая в себя, что забрала в рот его язык. Когда Шредер обнял ее и сжал, Катинка сильно укусила его в нижнюю губу, ощутив металлический вкус крови. Он взревел от боли, а она вырвалась из его объятий, приподняла юбки своей амазонки и легко побежала вдоль ручья.
— Святая Мария, вы дорого за это заплатите, маленькая дьяволица!
Он вытер рот и, увидев на ладони кровь, бросился за ней.
Последние дни Катинка играла с ним, доводя до безумия, обещая и отказываясь, дразня и прогоняя, то холодная, как северный ветер, то горячая, как тропическое солнце в полдень. У него кружилась голова, его сводили с ума похоть и желание, но его страсть заразила и ее. Мучая его, она и себя доводила до крайности. Она хотела его почти так же, как он хотел ее. Хотела ощутить его в глубине своего тела, заставить его погасить пламя, горевшее в ее утробе. И наступил миг, когда она больше не смогла сдерживаться.
Полковник догнал ее, и она обернулась, загнанная в угол. Прижавшись спиной к стволу дерева с серебристыми листьями, она смотрела на него, как олениха, загнанная собаками. От гнева его глаза стали непрозрачны, как мрамор. Лицо побагровело. Приоткрытые губы демонстрировали стиснутые зубы.
С дрожью ужаса Катинка поняла, что гнев, до которого она его довела, заставил его впасть в безумие — и Шредер себе не хозяин. Она поняла: ее жизнь в опасности, и это знание разорвало последние преграды, и ее похоть хлынула, как мощная река, прорвавшая плотину.
Она бросилась к Шредеру и обеими руками стала рвать завязки его панталон.
— Ты ведь хочешь меня убить?
— Сука! — прохрипел он и потянулся к ее горлу. — Уличная девка. Я больше не выдержу. Я заставлю тебя…
Она вытащила его член из отверстия в панталонах — твердый, толстый, яростно красный и такой горячий, что ей обожгло руки.
— Тогда убей меня этим. Вонзи его в меня так глубоко, чтобы он дошел до самого сердца.
Катинка откинулась, опираясь о ствол, и широко расставила ноги. Полковник высоко задрал ее юбки, и она обеими руками направила его в себя. Он стал яростно пронзать ее, и дерево, о которое она опиралась, задрожало, словно под ветром. Серебристые листья посыпались на них, как вновь отчеканенные монеты, они вились в воздухе и блестели на солнце. Достигнув оргазма, Катинка закричала так, что эхо отразилось от желтых утесов над ними.
Катинка примчалась с гор, точно фурия, несущаяся на крыльях северо-западного ветра, неожиданно поднявшегося под солнечным зимним небом. Ее волосы выбились из-под шляпы и растрепались, они летели за ней, как серебряный вымпел, хлопая на ветру. Кобыла бежала так, словно за ней гнались львы. Добравшись до садов, Катинка направила лошадь к высокой каменной стене, и та перелетела через нее, как сокол.
Катинка через сады проскакала к конюшне. Неторопливый Джон повернулся, глядя ей вслед. Растения, о которых он заботится, лежали вырванные с корнем и разбросанные копытами ее лошади. Когда губернаторша проехала, Неторопливый Джон наклонился и поднял раздавленный стебель. Поднес ко рту и откусил, ощутив сладкий вкус сока. Он не чувствовал негодования. Растения, которые он выращивает, должны быть срезаны и уничтожены, как человек рождается для смерти. Для Неторопливого Джона важен был только способ смерти.