Охота за слоновой костью. Когда пируют львы. Голубой горизонт. Стервятники
Шрифт:
— В последние годы я начал забывать ее, — признался сэр Фрэнсис. — Но теперь ее лицо вновь встает передо мной, молодое, свежее и красивое, как всегда. Может, это потому, что мы скоро будем вместе? Она меня ждет?
— Я знаю, она ждет, отец, — старался заверить отца Хэл. — Но мне ты нужен больше, и я знаю, что пройдет еще много лет, прежде чем ты уйдешь к моей матери.
Сэр Фрэнсис печально улыбнулся и посмотрел на крошечное зарешеченное окно высоко в каменной стене.
— Прошлой ночью я забрался вверх и посмотрел через прутья: красная комета по-прежнему в созвездии Девы. Она кажется ближе и свирепей, и ее хвост уже стер
Они услышали топот стражников и звук поворачивающегося ключа. Сэр Фрэнсис повернулся к Хэлу.
— Поцелуй меня в последний раз, сын мой.
Губы отца были сухими и горячими, его кровь сжигала лихорадка. Прикосновение было кратким: дверь распахнулась.
— Не заставляйте губернатора и Неторопливого Джона ждать вас, — весело сказал сержант Манхеер. — Выходите оба.
Атмосфера в зале суда напоминала ту, что воцаряется на арене петушиных боев, перед тем как птиц выпустят друг на друга и полетят перья. Сэр Фрэнсис и Хэл первыми в длинной цепи пленников прошли на свои места, и Хэл, не удержавшись, бросил быстрый взгляд на огражденное пространство в конце зала. Катинка сидела на своем месте в середине первого ряда, прямо за ней — Зельда. Служанка посмотрела на Хэла злобно, но на лице Катинки была легкая довольная улыбка; глаза ее сверкали фиалковым огнем и как будто освещали темный угол зала.
Хэл быстро отвел взгляд: его самого удивила жаркая ненависть, сменившая недавнее обожание. «Как это могло произойти так быстро?» — удивлялся он, сознавая, что, будь у него в руке шпага, он, не колеблясь, вонзил бы ее меж мягких белых грудей.
Опустившись на свое место, он почувствовал необходимость снова посмотреть на зрителей. И похолодел, увидев еще одну пару глаз, бесцветных и внимательных, как у готового к прыжку леопарда, сосредоточенных на лице его отца.
В переднем ряду галереи расположился Неторопливый Джон. В своем пуританском черном костюме и широкополой шляпе, прочно сидевшей на голове, он походил на проповедника.
— Не смотри на него, — негромко велел сэр Фрэнсис, и Хэл понял, что отец тоже остро ощущает взгляд этих необычных блеклых глаз.
Как только зрители уселись и затихли в ожидании, из дверей соседней комнаты показался Ван де Вельде. Садясь в кресло, он широко улыбался, и парик его был надет чуть набок. Он негромко рыгнул, показывая, что хорошо пообедал. Потом посмотрел на пленников с таким благожелательным выражением, что Хэл ощутил прилив надежды.
— Я обдумал свидетельства, представленные суду, — без всякого предисловия начал губернатор, — и хочу с самого начала сказать, что на меня произвело впечатление то, как обе стороны излагали свои доводы. Полковник Шредер был образцом лаконизма…
Он чуть споткнулся на двух последних словах и снова рыгнул. Хэлу показалось, что до него донесся запах тмина и чеснока.
Затем губернатор отечески взглянул на Якобуса Хопа.
— Защитник действовал восхитительно и искусно защищал безнадежное дело, и я отмечу этот факт в документах Компании.
Хоп наклонил голову и покраснел от удовольствия.
— Однако! — Губернатор посмотрел прямо на подсудимых. — Обдумывая доводы сторон, я принял во внимание слова минхеера Хопа о том, что пираты действовали по каперскому патенту, выданному королем Англии, и что когда они напали на галеон Компании «Стандвастигейд», они не знали о прекращении военных действий между воюющими странами. Но неоспоримые свидетельства
Моряки молча смотрели на него со своих скамей.
— Хотите ли вы что-нибудь сказать, прежде чем я произнесу приговор? — спросил Ван де Вельде, открывая серебряную табакерку с нюхательным табаком.
Заговорил сэр Фрэнсис, и его голос ясно прозвучал во всем зале:
— Мы военнопленные. Вы не имеете права заковывать нас, как рабов. А также судить нас и выносить приговор.
Ван де Вельде заложил по понюшке в каждую ноздрю и чихнул, забрызгав сидящего рядом секретаря суда. Тот закрыл ближайший к губернатору глаз, но его перо продолжало летать по странице.
— Кажется, мы с вами уже обсуждали это. — Ван де Вельде насмешливо кивнул сэру Фрэнсису. — Теперь я объявлю приговор пиратам. Сначала — четыре негра. Пусть вперед выйдут следующие обвиняемые. Аболи! Матеси! Джири! Киматти!
Эти четверо были скованы попарно. Стражники подняли их на ноги. Они прошли вперед и остановились перед помостом. Ван де Вельде строго посмотрел на них.
— Я принял во внимание, что они невежественные дикари и от них не следует ожидать поведения, достойного благонравных христиан. Хотя ваши преступления взывают к небу и требуют возмездия, я склонен проявить милосердие. Приговариваю вас к пожизненному рабству. Вы будете проданы аукционером Голландской Вест-Индской компании за самую высокую предложенную цену, и деньги, полученные от этой продажи, поступят в казну Компании. Уведите их, сержант!
Когда осужденных выводили из зала, Аболи взглянул на Хэла и сэра Фрэнсиса. Лицо его оставалось бесстрастным, но глаза посылали весть от сердца.
— Теперь займемся белыми пиратами! — провозгласил Ван де Вельде. — Пусть выйдут следующие обвиняемые. — Он прочел по списку, который держал в руке: — Генри Кортни, офицер, помощник. Нед Тайлер, боцман. Дэниел Фишер, боцман. Уильям Роджерс, матрос… — Он прочел все имена за исключением сэра Фрэнсиса Кортни. Когда сэр Фрэнсис встал вслед за сыном, Ван де Вельде остановил его. — Не вы! Вы капитан и предводитель банды разбойников. На вас у меня другие виды. Пусть оружейник отделит его от остальных пиратов.
Тот быстро вышел из глубины зала с кожаной сумкой, где лежали его инструменты, и снял кольца с цепи, которая связывала отца с Хэлом.
Сэр Фрэнсис один остался сидеть на скамье, а Хэл прошел вперед и присоединился к другим морякам, стоявшим под возвышением. Ван де Вельде разглядывал их лица, начиная с одного конца и медленно перемещая взгляд вдоль всего ряда.
— Никогда не видел такой шайки головорезов. Ни один честный мужчина или честная женщина не могут чувствовать себя в безопасности, пока вы на свободе. Вы годитесь только на виселицу.
Он взглянул на Хэла. В голову ему пришла неожиданная мысль, и он взглянул на Канюка, сидевшего рядом с прекрасной Катинкой.
— Милорд! — окликнул он. — Могу я поговорить с вами наедине?
Оставив пленников стоять, Ван де Вельде тяжело встал и вышел в соседнюю комнату. Канюк поклонился Катинке и последовал за губернатором.
Войдя, он увидел, что Ван де Вельде выбирает кусок с серебряного подноса на столе из полированного желтого дерева. Набив рот, губернатор повернулся к Канюку.