Охота за слоновой костью. Когда пируют львы. Голубой горизонт. Стервятники
Шрифт:
Склонившись к мужу, Катинка взглянула на Сакину.
— На сегодня все, Сакина. Можешь идти.
Она заговорщицки улыбнулась рабыне.
— Желаю вам сладких райских снов, господин и госпожа.
Сакина грациозно поклонилась и вышла. Она закрыла за собой резную восточную дверь-ширму и прижалась к ней, прислушиваясь. Таков был приказ хозяйки. Катинка хотела, чтобы Сакина стала свидетельницей того, что произойдет между ней и мужем. Она знала, что это укрепит зависимость рабыни от нее.
Теперь Катинка встала за креслом мужа.
— У
Она сняла с Ван де Вельде парик и поцеловала в макушку. Щетина уколола губы, и она отстранилась и надавила большими пальцами на его тяжелые плечи. Ван де Вельде вздохнул от удовольствия — не только потому, что приятно расслаблялись мышцы, но и потому, что он знал: это прелюдия к редко достающимся ему плотским наслаждениям.
— Как сильно ты меня любишь? — спросила Катинка, наклонившись и покусывая его за ухо.
— Я восхищаюсь тобой, — выпалил он. — Я обожествляю тебя.
— Ты всегда так добр ко мне. — От ее хрипловатого голоса у него пошли мурашки. — Я хочу платить добром за добро. Я написала отцу. Рассказала об обстоятельствах смерти пирата и объяснила, что это не твоя вина. Письмо я отдам капитану галеона, отплывающего домой, чтобы он лично передал его папе.
— Можно мне прочесть письмо, прежде чем ты его отправишь? — настороженно спросил Ван де Вельде. — Оно может усилить значение моего отчета Семнадцати, который я отправляю с тем же кораблем.
— Конечно, можно. Я принесу его тебе завтра утром, перед тем как ты поедешь в замок.
Катинка снова провела по его голове губами, и ее пальцы скользнули с плеч губернатора на грудь. Расстегнув камзол, она просунула под него руки, взяла его мощные обвисшие груди и принялась мять их, как комки мягкого сдобного теста.
— Ты славная маленькая женушка, — сказал он. — Я хотел бы показать, как я тебя люблю. Чего тебе не хватает? Драгоценностей? Домашнего любимца? Нового раба? Скажи своему старому Петрусу.
— У меня есть небольшой каприз, — застенчиво и скромно ответила она. — В темнице сидит один человек…
— Один из пиратов? — попробовал он догадаться.
— Нет, раб по имени Альтуда.
— А, да. Я о нем знаю. Мятежник и беглец! На следующей неделе я им займусь. У меня в столе уже лежит смертный приговор, его надо только подписать. Передать его Неторопливому Джону? Хочешь посмотреть? Да? Хочешь позабавиться? Ну как я могу тебе отказать?
Она опустила руки ниже и начала развязывать панталоны. Он расставил ноги и удобно откинулся, чтобы облегчить ей задачу.
— Я хочу, чтобы ты помиловал Альтуду, — прошептала она ему на ухо.
Губернатор распрямился.
— Ты с ума сошла!
— Фу, грубиян!
Катинка надула губы.
— Но он беглец. Он и его банда убили двадцать наших солдат, которые
— Это я понимаю. Но я хочу, чтобы ты сохранил ему жизнь. Можешь поставить его на работу на стенах замка.
— Не могу! — Он покачал головой. — Даже для тебя.
Катинка вышла из-за кресла и склонилась перед ним. Пальцы ее снова заработали над завязками панталон. Он попытался сесть, но она толкнула его на спинку и просунула руки.
«Да будут свидетелями все святые, как мне трудно справиться с этим старым содомитом. Да у него мягкий и белый, как невзошедшее тесто», — думала она, гладя его член.
— Даже ради твоей любящей жены? — прошептала она, глядя полными слез фиалковыми глазами и думая при этом: «Вот так-то лучше. Увядшая лилия начинает подниматься».
— Я хочу сказать, это будет очень трудно.
Губернатор оказался в затруднительном положении.
— Я понимаю, — прошептала она. — Но мне так же трудно было написать письмо отцу. Мне не хотелось бы сжигать его.
Она встала и подняла юбки, как будто собиралась перелезть через изгородь. Ниже пояса она была обнажена, и у губернатора глаза выпучились, как у трески, которую вытащили из воды. Он попытался сесть и схватить ее.
«Нет, больше ты на мне лежать не будешь, кусок жирной свинины, — думала Катинка, нежно ему улыбаясь. — В последний раз ты едва не задавил меня насмерть».
Она оседлала его, как садилась верхом на кобылу.
— О Боже, как ты силен! — воскликнула она, вводя его в себя. Единственное удовольствие, какое она при этом получала, давала ей мысль о Сакине, прислушивающейся за дверью. Катинка закрыла глаза и представила себе стройные ноги Сакины и сокровище, которое лежит между ними. Эта мысль воспламенила ее; она знала, что муж почувствует ее возбуждение и решит, что он — его причина.
— Катинка! — Он булькал, словно тонул. — Я люблю тебя.
— А помилование? — спросила она.
— Не могу.
— Тогда и я не могу, — сказала она и приподнялась у него на коленях.
Она с трудом удерживалась от смеха, глядя, как раздуваются его щеки и еще больше выпучиваются глаза. Он дергался и извивался под ней, тщетно пронзая воздух.
— Пожалуйста! — взмолился он. — Пожалуйста!
— Помилование?
Она дразняще нависала над ним.
— Да, — всхлипнул он. — Все, что хочешь. Я сделаю все, что ты хочешь.
— Я люблю тебя, муж мой, — прошептала она ему на ухо и опустилась, как птица на гнездо.
Она помнила, что в последний раз он продержался, пока она считала до ста. «Попробую заставить его кончить к пятидесяти».
И она принялась раскачиваться, чтобы улучшить свое прежнее достижение.
Мансеер открыл дверь камеры Альтуды и проревел:
— Выходи, собака! По приказу губернатора будешь работать на стенах.
Альтуда вышел, и Мансеер сердито посмотрел на него.