Охота
Шрифт:
Уголки его губ приподнялись в улыбке.
— Сделаю все, что смогу.
«Это все, о чем любая девушка может только мечтать».
* * *
Мы стояли на газоне через дорогу и смотрели на дом. По стандартам Нового Орлеана это был довольно новый дом, скорее всего, построенный после второй мировой войны, он был обшит белой вагонкой, а на крыше имелось слуховое окно. Большое крыльцо с квадратными колоннами, которые сужались по мере приближения
— Я здесь уже бывал, — сказал Лиам. — Это убежище Сдерживающих.
— Убежище? Для кого?
— Для людей, которые что-то рассказывали, хотя не должны били, для Пара, которые помогали, но также не обязаны были этого делать, и других похожих посетителей. Потому что несмотря ни на что, Сдерживающие действуют политически грамотно.
— И при этом они все еще жалуются на Паранормальных, продолжая стричь всех под одну гребенку?
— На то они и люди, — ответил Лиам, резкость в его голосе указывала на то, что это злит его не меньше меня.
— Еще одна ниточка, ведущая к Сдерживающим, чтобы это ни значило.
— Ага, — произнес Лиам. — Я тоже это заметил.
— Откуда ты знаешь, что это убежище?
— Как-то пришлось устраивать сюда одного охотника за головами три или четыре года назад. Это был выпускник Йельского Университета, который решил рассказать всю правду об условиях на Острове Дьявола.
— А ты его сюда привез.
— И поселил его здесь, пока КБЦ не смогли забрать его из Зоны. Думаю, он был неплохим парнишкой и действовал из лучших побуждений, думая, что если он будет сорить деньгами в Новом Орлеане, то обязательно получит доступ куда угодно, и к нему будут относиться как-то особенно. — Лиам улыбнулся, скрестив руки на груди. — Он ошибался.
Его слова всколыхнули мои воспоминания.
— Это было летом? И этот парень постоянно ходил в черной ветровке?
Лиам выглядел удивленным.
— Это было он. Он приходил в магазин?
— Вообще-то, да. Он приходил за пайками, пытался разговорить покупателей и агентов о тюрьме. — Я нахмурилась, вспоминая. — Как ты догадался о том, что он собирается сделать?
Улыбка Лиама стала хитрой.
— Потому что я хорош в своей работе.
— А еще очень скромный, как и твой брат.
Мы постепенно возвращались к прежним нашим отношениям, ведя беседы, как это было до его побега. Я скучала по всему этому так же, как и по общению с Гуннаром и Таджи, только с этими тремя я могла быть самой собой без стеснений. Чувствовать себя на своем месте.
Прежде чем мы зашли вглубь, я осмотрела дом.
— Тут особо не на что смотреть.
— Именно поэтому и был выбран этот дом, — сказал Лиам с улыбкой. — То, что тут не на что смотреть, позволяет держать дом подальше от любопытных глаз. Если бы ты просто проезжала
— Опербезопасности?
— Безопасности операций, — ответил он.
— Что мы хотим здесь найти?
— Точно не знаю. — Он с подозрением посмотрел на крыльцо. — Но передняя дверь приоткрыта. Это не сулит ничего хорошего для того, кто использует это место в качестве убежища.
Он осмотрелся и, посчитав, что вокруг все чисто, начал подниматься по бетонной лестнице.
Мы на мгновенье замерли в тишине, надеясь различить какие-либо движения или звуки. А потом Лиам толкнул дверь.
Запах, который мы почувствовали, не вызывал вопросов о судьбе того, кто находился внутри.
Я прикрыла лицо рукой, но это не помогло избавиться от запаха — сладковатого, гнилостного и такого ужасно сильного запаха.
И вот мне снова семнадцать, и я стою в доме через улицу напротив нашего. Вчера ночью была драка, и я хотела проверить женщину, которая здесь жила.
Миссис МакКларти была вдовой. Ее муж погиб в первой атаке на город, ее сына призвали, и он был убит в Битве при Батон Руж. У нее было две дочки, которых она отправила из Зоны к своим родственникам до того, как закрыли границу. Так как она жила одна, мы присматривали за ней.
— Миссис МакКларти? — позвала я ее, и когда она не ответила после того, как я несколько раз постучалась в дверь, и поскольку ничего не смогла разглядеть через тюль переднего окна, я повернула ручку и толкнула дверь.
Она открылась со скрипом, выпустив на волю густой запах смерти. Я должна была уйти, но не смогла. Я была слишком молода, слишком любознательна.
Она сидела за кухонным столом, голова ее лежала на льняной скатерти, руки свисали по сторонам. Глаза открыты, взгляд в никуда. А напротив нее стояла наполовину выпитая кружка кофе с отпечатком помады на ободке.
Ее убили не в патасовке, которая состоялась за ночь до этого, в ее дом никто не врывался. Она умерла сама, даже несмотря на то, что вокруг бушевала война.
Тогда я думала, что это очень вдохновляюще и грустно одновременно. Она выжила в ужаснейшей войне, что было сродни чуду. Но она этого узнать не успела, да и ее выживание, в конце концов, того не стоило, потому что она все равно оказалась бы там же, где и все мы сейчас.
Когда я вернулась домой, мой отец стоял в зале с бутербродом с арахисовым маслом и тарелкой с яблоком.
— Обед? — спросил он.
Наверное, он заметил выражение моего лица, потому что бросил все и кинулся ко мне. Когда я рассказала ему о том, что увидела, он обнял меня.
Они вынесли ее несколькими часами позже. Ее дочери не вернулись назад, и некому было позаботиться о доме, поэтому он стал умирать, как и она сама. Крыша обвалилась внутрь, и сам дом просто рухнул. И, насколько я знаю, это был конец истории семьи МакКларти в Новом Орлеане.
Я не могла смотреть на дом тогда или думать о нем сейчас, не ощущая этого ужасного запаха снова и снова.