Охотница
Шрифт:
– Что делаешь?
– спросила я, когда он положил трубку. Сидеть молча мне уже наскучило.
– Проверяю черновики договоров. А заодно уточняю, что это такое в них написано. А то нашей Анечке руки надо бы пообрывать, всё равно хуже писать не станет. Вот как ты думаешь, это единица, или семёрка?
Я поднялась, шагнула к столу и наклонилась над листом бумаги, исписанным мелким неровным почерком.
– По-моему, семёрка...
– Да, я тоже так решил. Но, учитывая, что это всё-таки документ, всё же проверил, - он кивнул
– А почему от руки, а не на компе?
– Потому что она - дама старой закалки. Перепечатать набело ещё соглашается, а вот черновики - только ручкой.
– А-а, - я вспомнила, что есть у папы такая сотрудница, которую почему-то все, несмотря на солидный возраст, за глаза звали Анечкой. Она и правда компьютеров откровенно боялась, но была хорошим специалистом, и потому чудачества ей прощали.
– Начинаю понимать, почему генерал Епанчин сулил князю Мышкину карьеру за хороший почерк.
– Да уж, во времена, когда почти все документы писались от руки, люди с хорошим почерком были на вес золота.
– У тебя что, голова болит?
– спросила я. Макс опустил руку, которой потирал лоб и удивлённо посмотрел на меня.
– Ну, есть немного...
– Ты не заболел, часом?
– Нет, что ты! Просто... даже не знаю, в чём дело.
– Погода, что ли, меняется?
– у меня часто болела голова на «погоду», и я как-то с детства привыкла, что это и есть основная причина плохого самочувствия.
– Едва ли... Хотя всё может быть. А может, просто не выспался.
Я внимательно посмотрела на него. А ведь вид у Макса и впрямь не лучший. Я как-то раньше не задумывалась над тем, как он себя чувствует, и как протекает его жизнь в то время, когда он не развлекает меня.
– Ты не высыпаешься?
– Ну...
– он кривовато улыбнулся.
– Ты была права - иногда трудно совмещать работу и хобби, особенно когда оно требует много времени. Хочется так много всего сделать... А в сутках только двадцать четыре часа.
Мне тут же стало любопытно, что он такого успел нарисовать, но я лишь спросила:
– У тебя на завтра намечены какие-нибудь неотложные дела?
– Обычная работа, собственно, но ничего особенного. А что?
– Давай встретимся завтра. Папа тебя отпустит, если я его попрошу. А сегодня ты поедешь домой и просто выспишься.
– Женя!
– Что?
– Ей богу, это пустяки. Приму таблетку, на худой конец, и всё пройдёт.
– Поспишь, и всё пройдёт. А встретимся завтра. Честно-честно.
Макс возражал, настаивая, что не надо его жалеть, и даже сказал, что весь день ждал этого вечера, но я осталась непреклонна. И даже соврала, что хочу увидеться с Мелюзиной, а потому, если он не хочет с ней встретиться, свидание лучше перенести. О нелюбви к нему Мэл Макс знал и на этот аргумент согласился. Я чмокнула его в щёку, он поймал меня раньше, чем я успела выпрямиться, и поцеловал в губы.
Когда я уходила, парень в синем
Солнце уже исчезло за домами, и на улице сгущались сумерки. Я приостановилась на парковке, раздумывая, чем бы занять вечер. О том, что я лишилась компании Макса, я не жалела, наоборот, оказалось приятно о нём позаботиться. Но свободное время осталось, а возвращаться домой мне не хотелось.
Что ли и правда Мэл позвонить, в гости напроситься? Она в тот вечер в «Сопрано» сама сказала, что нужно нам как-нибудь посидеть за чашкой чая и поговорить, как в старые добрые времена...
Мэл оказалась дома и против моего приезда ничего не имела, только предупредила, что сейчас занимается собой, так что я должна быть готова сама себя обслужить. Я рассмеялась и ответила, что пока ещё не безрукая.
Дверь мне она открыла в халате, и с салфеткой в руке, которой снимала маску с лица. Окинула меня критическим взглядом и сказала: «Неплохо выглядишь».
– Стараюсь.
– Куда-то собиралась?
– Да, с Максом, но он плохо себя чувствует.
– А, - Мэл пренебрежительно фыркнула.
– Ещё даже не женился, а уже капризы пошли.
– Ты не права. Он-то как раз настаивал, чтобы пойти, но я сама не захотела.
– Нашла бы ты себе кого получше, - Мэл махнула рукой в сторону кухни.
– Пицца в холодильнике, если что. Чайник недавно кипел.
Когда я принесла в гостиную две чашки чая, сахарницу и разогретую в микроволновке пиццу, Мэл как раз сосредоточенно наносила лак на ногти. Они у неё всегда как произведение искусства, и я думала, что это заслуга её маникюрши. Ан нет, оказывается, всё сама, всё сама.
– За что ты так его не любишь?
– Кого? А, Макса твоего?
– она поморщилась и критически оглядела дело рук своих.
– Не переношу шкурников, вот и всё.
– Ты его даже не знаешь практически.
– Я знаю главное - он зарится на твои деньги. То есть, не твои, а твоего отца, но это дела не меняет, - Мэл помахала растопыренными пальцами в воздухе.
– Ну вот, застынет, и можно будет наносить верхний слой.
– У тебя здорово выходит.
– Курсы визажистов. Я и гримироваться перед выступлениями предпочитаю сама. Ты, кстати, не думала?
– О чём?
– О курсах каких-нибудь. Приобрети профессию.
– Ну, у меня и так вроде бы диплом есть.
– Вот именно, что вроде бы, - она осторожно взяла чашку с чаем.
– Куда ты с ним пойдёшь, с этим дипломом? Не смеши меня.
– Мне, в общем-то, на жизнь зарабатывать необходимости нет.
– Да разве в заработке дело? У тебя должна быть своя жизнь. Своя работа. Можешь не гнаться за заработком, но это личный рост, реализация. И новые люди. Глядишь, и найдёшь себе кого-нибудь другого.