Охотница

Архангельская Мария Владимировна

– И вот, - Макс, дав мне налюбоваться, повёл меня во второй зал.
– Просто красивая картинка, и не более того.

На новой картине был изображён подсыхающий букет полевых цветов, небрежно составленных в широкую, на три четверти пустую вазу. Головки живописно клонились, несколько лепестков и один цветочек лежали на столе. Больше всего картина напоминала увеличенную открытку.

– Словно душу из него вынули, - подытожил Макс.

Я испытала острое чувство дежа вю. Которое ещё более усилилось, стоило мне повернуть голову и увидеть человека, задумчиво осматривающего картины в нескольких шагах от нас.

– Смотри,

Пётр Викторович.

– А, верно, - Макс обернулся.
– Что, пойдём, поздороваемся?

– Через минуту, - я изобразила смущённую улыбку.
– Где здесь можно помыть руки?

– В гардеробе была дверь.

За дверью оказался спуск вниз. В туалете было тихо. Я вытащила из клатча ай-фон, убедилась, что сеть нормально работает в подвале, и позвонила Жене.

– Алло?

– Это я, - я понизила голос, хотя единственная, кроме меня, посетительница уединённого заведения только что вышла.
– Если ты всё ещё хочешь проследить за Викторовичем, и если рискнёшь выехать на угнанной машине, то он сейчас на выставке, куда меня привёл Макс.

– Это где?
– после короткого размышления спросила она.

– В Коломенском, на проспекте Андропова. Звякни, как подъедешь, я тебе скажу, где там парковка.

– Мне понадобится около часа, чтобы добраться, если не больше.

– Надеюсь, он никуда не спешит. Я постараюсь его задержать, но если он уйдёт, я тебе позвоню.

– Вечно все шишки мне, - хмыкнула Женя.
– Ты там прогуливаешься по вернисажам, а я сыскной работой занимаюсь.

– Ну извини, я сама бы занялась, да при Максе как-то неудобно.

– Да шучу я, господи. Ладно, до встречи.

За время моего отсутствия Макс с Петром Викторовичем уже успели заговорить между собой. Подойдя к ним, я изобразила самую любезную улыбку из всех возможных.

– А вот и она, - приветствовал меня Макс.

– Какой приятный сюрприз!
– я протянула Петру Викторовичу руку, и тот, вместо того, чтобы пожать её, неожиданно галантно поцеловал.
– Мы ведь с вами не виделись... сколько уже?

– Да с того самого утра, - безмятежно отозвался Бошняк.
– Месяца два уж прошло. Как быстро летит время!

– И не говорите!
– согласилась я.

– Мы с Женей как раз обсуждали картины, - вмешался Макс.

– Да-да, - рассеянно кивнул Пётр Викторович.
– Отличные картины.

– Гривичев - случаем, не один из ваших клиентов?
– поинтересовалась я.

– Ах, моя дорогая Евгения Андреевна... Боюсь, что большинство моих клиентов будут недовольны разглашением информации, которую они просили держать в тайне. Так что даже будь это так, признания от меня вы не услышите.

– Но, я полагаю, всё же нет, - заметил Макс.
– Ведь ваша методика не даёт сбоев, не так ли? А у Гривичева качество письма за последний год заметно ухудшилось. Жаль признавать, но это так.

– А это возможно - чтобы чья-то технология никогда не давала сбоев?
– спросила я.
– Не подумайте, что я ставлю ваше открытие под сомнение, но ведь стопроцентного результата не может быть хотя бы по теории вероятности.

– Если моя технология не подходит какому-то человеку, то сразу видно, получилось или нет, - заметил Пётр Викторович.
– Поверьте, я всё тщательно проверяю.

– И никогда не бывает никаких осложнений?

– До сих пор не было, - он пристально посмотрел на меня.
– К чему эти вопросы, Евгения

Андреевна? У вас появились какие-то сомнения? Ваши обретённые умения не работают как надо?

– Нет-нет, всё в полном порядке, насколько я могу судить. Но, надеюсь, вы понимаете, что опасения такого рода вполне оправданны. Вы сами говорили, что ваша технология новая и революционная. Так что мы все выступаем... в качестве если не объектов эксперимента, то чего-то вроде того.

– Но, дражайшая Евгения Андреевна, - развёл руками Пётр Викторович, - всегда приходится с чего-то и с кого-то начинать. Все операции когда-то происходили впервые. Да, определённый риск есть, но это плата за новизну и открытие новых возможностей. Так что я не понимаю, к чему эти упрёки.

– Женя вас отнюдь не упрекает, - вступился за меня Макс.
– Это просто естественное желание узнать всё об услуге, которую она у вас купила... Хотя и несколько запоздалое.

– Что ж, если вы почувствуете что-то неладное, сразу же обращайтесь ко мне, - кивнул Бошняк.
– Но уверен, что с вами всё будет в порядке.

– Договорились, я именно так и сделаю. Но, к сожалению, до вас весьма трудно дозвониться. Вы не подскажете мне номер, по которому вас можно застать?

– А вы пытались со мной связаться?

– Разумеется, ведь наш последний разговор вышел несколько... скомканным. Я хотела узнать, всё ли у вас в порядке.

– Да, да, разумеется, - кивнул Пётр Викторович, но вид у него внезапно стал рассеянным.
– Я пришлю вам номер, или позвоню в ближайшее время.

Я проследила за его взглядом. Он был направлен на висящую на противоположной стене картину. Пётр Викторович, двинулся к ней, не глядя, идём ли мы с Максом следом. Мы пошли. Картина была как раз нарисована в «сказочной» и даже, пожалуй, сюрреалистической манере, и изображала нечто странное. Ночь, звёзды, а под ними - странные скрученные образования самых разных форм выстроились группами... Похоже, что это всё-таки здания, но таких странных форм и пропорций, какие не могут существовать в реальности. Улицы между ними больше походили на изломанные тропинки, а на площади на переднем плане бил разноцветный фонтан. Во всяком случае, эти разноокрашенные хвосты больше всего напоминали фонтан, вот только струи, если это были они, не падали вниз, а развевались в разных направлениях. Круто обрывающийся горизонт тоже стоял косо, так что казалось, будто фантастический город находится в огромной наклонённой чаше. И звёзды, такие же разноцветные, как вода в фонтане, не были распределены по всему небосводу, а группировались в этакий Млечный Путь, в полосу, протянувшуюся через правую половину картины. Когда мы подошли поближе, стало видно, что обозначены они не точками, а чёрточками, отчего складывалось впечатление, что светила несутся над городом стремительным вихрем.

– Странная картина, - заметил Макс.
– Не помню я больше у Гривичева ничего подобного.

– А мне нравится, - сказала я.
– Неправдоподобно, но выразительно.

– Нет, сама по себе картина недурна, - согласился Макс.
– Когда там она написана - три года назад? Просто сюрреализм всё-таки не его стиль.

– У него разные стили, - возразила я.
– Видимо, ему захотелось и это попробовать. А вы что скажете?

– Хм?
– Пётр Викторович оторвался от созерцания полотна и перевёл взгляд на меня.
– Да, картина отличная. Интересно, она продаётся?