Охотница

Архангельская Мария Владимировна

Макс смотрел на меня довольно долго. Потом посмотрел на Женю-вторую. Потом снова на меня. Молчание затягивалось.

– Ну, и кто из вас Женя Белоусова?
– наконец спросил он.

– Э... Видишь ли...
– я лихорадочно пыталась придумать какую-нибудь ложь. О внебрачной дочери нашего отца, как две капли воды похожей на сводную сестру, которая недавно отыскала родственников... Но пока я подбирала слова, Женя вдруг бухнула:

– Мы и сами не знаем.

Макс моргнул. Снова перевёл взгляд

с одной из нас на другую.

– В каком смысле?

– В прямом, - обречённо пробормотала я.
– Мы раздвоились. В смысле, одна из нас раздвоилась. И теперь нас двое. Вот.

Макс поднял руки, в одной из которых был зажат кожаный портфель.

– Так, давайте по порядку. Кто раздвоился, что всё это значит, и кто из вас, наконец, Женя?

– Мы обе - Жени, - чуть ли не по слогам произнесла мой двойник. Кажется, она начала приходить в себя.
– Обе Жени, обе Белоусовы, и помним мы одно и тоже.

– Это розыгрыш?
– после ещё одной паузы спросил Макс.

– Если бы, - вздохнула я. Ледяная корка, сковавшая меня, начала трескаться, постепенно возвращая мне свободу движений. В конце концов, это уже произошло. И какие бы последствия оно не имело, отмотать назад было уже невозможно.

– Так, - повторил Макс.
– Ну-ка... Когда я впервые повёл Женю в ресторан... Что она заказала?

– Суп из бычьих хвостов, - сказала Женя.
– Я его до тех пор не пробовала, мне стало любопытно.

– И креветки в кляре, - добавила я.
– Обожаю креветки.

– Макс, - Женя-вторая вздохнула, - мы уже пробовали. Чего мы только не сравнивали - и воспоминания, и родинки, и шрамы... У нас всё совпадает. Судя по всему, до октября мы были единым целым.

– До октября?
– в глазах Макса отразилось некое понимание.

– Угу.

– Это случаем...

– Если ты о Петре Викторовиче, то да, - кивнула я.
– Это произошло или во время обряда, или незадолго до, или сразу после. Раздвоение, в смысле.

Макс с силой потёр лицо рукой в перчатке. Потом сжал и разжал кулак.

– Так, - в третий раз сказал он.
– Давайте сделаем вот что: пойдём куда-нибудь, где можно сесть и поговорить. И вы мне всё расскажете с самого начала.

И мы пошли. Мест, где можно спокойно посидеть зимой, не так уж много, так что мы выбрали кафе на первом этаже всё того же торгового центра. Как-то так получилось, что рассказывать начала я, а Женя-вторая кивала и дополняла. Вот только о покушениях на нас я всё-таки решила не говорить, и она меня не поправила. Макс слушал молча, с каменным лицом.

– Так вы думаете, что это связано с операцией Петра Викторовича, - подытожил он. Мы переглянулись.

– А с чем ещё?
– ответила за нас обеих Женя.

– И впрямь, - Макс вздохнул.

– Слушай, - осторожно

сказала я, - ты говорил, что его тебе рекомендовал человек, которому ты доверяешь.

– Что?
– он посмотрел на меня, явно вырванный из своих мыслей.
– А, да.

– Но можешь ты сказать, что это был за человек? Я у тебя спрашивала, но ты почему-то не захотел отвечать.

– Это ты спрашивала?
– уточнил он.

– Ну да, именно я.

Макс помолчал, кусая губу.

– Люба, - сказал он наконец.
– Она была от него в полном восторге. Я привык верить своей сестре, у меня до сих пор не было оснований сомневаться в её суждениях.

– Ну и зачем было делать из этого тайну?
– поинтересовалась Женя.

– Затем, что она меня попросила, - резковато ответил Макс.
– Её муж сам прибегал к его услугам, и не хотел, чтобы это стало достоянием гласности.

– А ещё меньше хотел делать достоянием гласности своё прошлое сам Бошняк, - резюмировала я.
– Он же Стивен Шишкофф. Кстати, а где работает муж твоей сестры?

– В Калифорнийском университете. Он физик.

– Почтенно, - пробормотала я. Макс покусал губу, после чего решительно ткнул в Женю-вторую пальцем.

– Женя, - палец переместился на меня, - Эжени. И впредь, пожалуйста, потрудитесь сообщать мне при встрече, с кем я имею дело. Если, конечно, это всё не было дурацкой шуткой, в которой вы сейчас захотите признаться.

– Да можешь нас проверить, если хочешь, - Женя пожала плечами.
– Задавай любые вопросы. Хочешь, расскажем, каков ты в постели?

– Не хочу.

– Эжени, - я улыбнулась.
– Да, мне нравится.

– А ты не мог бы написать своей сестре и спросить, что ей вообще известно про этого субъекта?
– поинтересовалась Женя.

– А почему бы вам не спросить у самого субъекта?
– ответил вопросом на вопрос Макс.

Я замялась, а Женя посмотрела на меня, явно ожидая, что отвечу я.

– Потому, что у нас есть подозрение, что он ведёт нечестную игру, - наконец ответила я.
– И потому, что он любит рассказывать о себе примерно так же, как твоя Люба - о нём. Мы пробовали ему звонить, и приезжали к тому дому, но он никогда не брал трубку, и к себе тоже не пустил.

– Но мы же встречались с ним на той выставке, - напомнил Макс.
– Там же была ты, Эжени? Ты могла бы расспросить его, о чём хочешь.

– Извини, но этому несколько мешало твоё присутствие. Надеюсь, ты не будешь меня винить за то, что я не хотела, чтобы ты узнал о нашем раздвоении? По крайней мере, до тех пор, пока мы сами во всём не разберёмся. А потом он быстро смылся. К тому же... Помнишь, разговор тогда зашёл о Володе Смирнове, который, вполне возможно, пострадал из-за него?