Охотница
Шрифт:
– И поэтому вы решили, что Пёрт Викторович и вам не поможет?
– Макс, мы кое что про него узнали. Секта - это серьёзно.
– Да нет у него никакой секты!
– Макс вдруг повысил голос, и я предостерегающе зашипела, увидев, что на нас обернулись.
– Нет у него никакой секты. Да, я знал, что у него есть ученики и последователи. Но создание научного сообщества, даже неформального, пока ещё преступлением не является.
– Так же как и продажи своих квартир, машин и прочих ценностей перед вступлением в это сообщество. Вот только что-то мне подсказывает, что для занятий наукой это не обязательно. Что?
– Женя невинно
– Мы же говорили, что кое-что про него узнали.
Макс набрал в грудь воздуха, но потом вдруг выдохнул и махнул рукой:
– Ладно. Делайте, что хотите. Я не могу вам этого запретить - никому из вас.
– Только давай договоримся, что ты тоже ничего не будешь предпринимать, не сказав нам, - торопливо добавила я, видя, что он собирается встать.
– Нам нужно действовать согласованно, чтобы не наломать дров.
– Да, дров наломать - это всегда пожалуйста...
– пробормотал Макс. Вид у него был какой-то больной, и мне мучительно захотелось его обнять. Я бы так и сделала, не смущаясь ничьим присутствием, вот только возникло чёткое ощущение, что сейчас Макс от любой из нас шарахнется, как от чумной. И его нельзя за это винить.
– Портфель, - сказала Женя.
– Что?
– Ты портфель забыл, - она кивнула на стул, с которого Макс поднялся.
– Ах, да...
Я проводила его взглядом. Макс непривычно сутулился, и я с трудом подавила желание встать и выбежать следом.
– Что будем делать?
– спросила Женя, облизнув ложку, которой ела десерт.
– В смысле?
– В смысле - с Максом.
– А что мы с ним можем сделать? Будем следовать прежним курсом и надеяться, что он нам не помешает. А может быть, и поможет. Если всё-таки получится раскрутить его на то, чтобы он расспросил своих американских родственников...
Я замолчала, задумавшись. Может, это и не так уж плохо, что Макс всё знает. Да, стресс для него получился нешуточный, но зато теперь в моём - нашем - окружении появился хотя бы один человек, от которого можно не таиться. И от которого, может быть, удастся получить существенную помощь. Макс умный, он может придумать что-нибудь, что нам самим в голову не приходило. А главное - как же тяжело врать тому, кого любишь!
И неопределённость с нашим будущим перестала быть такой неопределённой. Теперь стало можно и пообсуждать это самое будущее с Максом, конечно, выждав, пока он немного успокоиться. А заодно извиниться за своё долгое молчание, не изобретая для него лживых объяснений.
– Так я пробиваю этого, как его, Пейджа?
– Пробивай, - кивнула я.
– А заодно, раз уж мы точно знаем, и на Любиного мужа информацию поищи. Не удивлюсь, если замечательная технология Петра Викторовича как раз в Калифорнийском университете и родилась.
Я отодвинулась от компьютера, потянулась и покрутила головой. Мне и раньше доводилось проводить за этой машинкой по многу часов подряд, но в последнее время начала что-то болеть шея. Хотя, скорее всего, меня просто продуло. Я поморгала, прогоняя отпечатавшиеся в глазах полоски - у последнего сайта было крайне неудобное оформление, белый текст на чёрном фоне - и решила, что можно сходить на кухню и сделать себе чаю.
Изучение биографии Джона Пейджа мало что дало - этот миллионер слыл филантропом, причём именно с научным уклоном: подарил двум университетам новые лаборатории, выделял гранты и учредил какую-то там стипендию. В приятелях у него
Ай-фон замурлыкал как раз когда я вернулась к компьютеру с кружкой. Я, не глядя, протянула руку:
– Алло?
– Евгения Андреевна?
– спросил вкрадчивый голос.
– Пётр Викторович?
– после небольшого замешательства отозвалась я. Замешательство было вызвано не столько неожиданным звонком, сколько тем, что я до сих пор не слышала его голоса по телефону и потому узнала не сразу.
– Он самый. Надеюсь, вы в добром здравии?
– Разумеется, а вы сомневались?
– Да как вам сказать...
– задумчиво протянул Пётр Викторович.
– Видите ли, со слов вашего жениха у меня создалось впечатление, что у вас возникли проблемы, скажем так, личного характера. Конечно, его изложение было довольно сумбурным, и во многие вещи, которые он говорил, поверить вообще невозможно. Но, тем не менее, я забеспокоился и решил справиться у вас, всё ли с вами в порядке.
– Моего жениха? Вы имеете в виду Макса? Э, Максима Меркушева?
– Именно его.
Я нахмурилась.
– Макс взялся обсуждать с вами мои проблемы?
– Едва ли это можно было назвать обсуждением. Он буквально вломился ко мне и с порога начал предъявлять какие-то абсурдные требования. Был в ярости, кричал... Мне показалось, что он не в себе. Я даже побоялся отпускать его в таком состоянии.
Я вспомнила дом, окружённый забором. Едва ли в такой можно взять и вломиться без согласия хозяина.
– И что же вы сделали?
– Пришлось его запереть, пока он не успокоится, - вздохнул в трубке Пётр Викторович.
– Что значит - запереть?
– Запереть - значит закрыть на замок, - внятно разъяснил мой собеседник.
– Вам известно другое значение этого слова?
– Спасибо, кэп, буду знать, что вы-то точно не подразумеваете никакого иного значения. Но сейчас с ним всё в порядке?
– Возможно.
– То есть? Он либо в порядке, либо нет.
– Боюсь, уважаемая Евгения Андреевна, я не возьмусь оценить его состояние. Быть может вы, как человек, хорошо его знающий, мне поможете? Вы могли бы приехать ко мне, поговорить, и мы бы вместе решили, что делать...
Так, сказала я себе. Приехали.
– К вам - это на Вятскую?
– Совершенно верно.
– Вообще-то, - я развернулась в кресле и бездумно посмотрела в окно, - если у вас есть сомнения в его душевном здравии, то в таких случаях следует обращаться к специалистам.
– Мне не хотелось бы их тревожить. Полагаю, мы вполне может решить это вопрос между собой, частным порядком.
– А вы в курсе, что без санкции компетентных органов то, что вы сделали, называется незаконным лишением свободы и является уголовно наказуемым?