Охотничьи тропы
Шрифт:
Очаг в темной юрте горел ярко. Озабоченный, я подбрасывал в него кедровые чурки, неторопливо беседовал с женой:
— Скот на ночь в тепле, — говорил я. — Да и с кормами не худо. Нечего гневить природу, сильную траву дала нам. Хорош подножный корм, немало и сена накосили летом. От стужи, знаю, убережем. А вот как быть с волками — ума не приложу.
Надо посоветоваться с добрыми людьми, охотниками, — так же степенно ответила жена. — Хорошие охотники всегда помогут извести кок-караков [13] .
13
Кок-карак —
Заливистый лай Аккалха прервал беседу.
— Ой, волки опять! Беда, беда! — запричитала жена, выбегая из юрты.
Я схватил свое дробовое ружье, поспешил к кошаре. Не добежав до нее, услышал выстрел — свой собственный! Но как выстрелил и зачем, даже сейчас сказать не могу. Совестно немножко… Помнил только: огонь на мгновенье осветил кошару, потом стало темнее, чем прежде.
В темную ночь звезды горели ярко, казалось, их легко сосчитать. Но вокруг ничего различить нельзя. Мороз острыми иглами покалывал щеки. Тишина стояла полная. Один лишь Аккалх нарушал ее. Лай его усиливался по мере приближения. Аккалх видно убежал далеко к волкам, но один не мог принять сражения, и отступал к кошаре.
— Возьми, старуха, топор, — храбро сказал я. — У меня один патрон остался. Заряжу последний, и мы встретим незванных гостей.
Не успели мы занять «позицию», как с удивлением увидели: вблизи возникли два всадника. Ай, ай!.. На всадников значит Аккалх лаял… А я «по волкам» стрелял! Вот, думаю, попаду в историю, в какой-нибудь смешной охотничий рассказ.
Быстро разрядил ружье, бросил на хашан [14] . «Может, не слышали выстрела они»… Стоял, как ни в чем не бывало, придумывал, что ответить, если спросят, в кого стрелял. Нахлопывая тороками, путники трусцой подъехали к баглашу [15] .
14
Хашан — изгородь.
15
Баглаш — привязь.
Привязав лошадь, один из них, отбиваясь от Аккалха и не замечая меня, скрылся в юрте. Я последовал за ним. Поздоровались, угостили друг друга трубками. Гости стали справляться о здоровье, о состоянии скота.
Жена поставила перед гостями большую чугунную чашу с чаем, поджаренное пшено, мясо.
Выпив чай и закусив, мой собеседник, оказавшийся знаменитым охотником, истребителем волков — Улур-Херель [16] . насмешливо взглянул на меня:
— В такую позднюю ночь — в кого же вы стреляли!? Неужто волки подходили так близко?
16
Прозвище охотника Хереля буквально значит «охотник, умеющий подвывать волкам».
— На горе стая волков завыла, — уклончиво ответил я. — Чтобы не подошли к стойбищу, я решил выстрелить. Надоели, проклятые! Не поможете ли вы чем-нибудь?
Улур-Херель понял, что я испугался давеча, и, усмехнувшись, спросил:
— А где по-вашему волки?
— Везде по окрестностям. Каждую ночь повадились.
— Куда, в каком направлении ушли?
— В сторону Кара-шата. Там всегда их много бывает.
— Что же, отец, попьем чайку, оденемся потеплее и двинемся на Кара-шат.
— Как, сейчас — ночью? — оторопел я.
— Ну да, сейчас. Вы же «охотились» ночью! А мне тем более можно. Есть у вас пойманные лошади? — спросил Херель с прежней улыбкой.
— Лошади-то, конечно, есть. Но как же мы будем охотиться в темноте?
— Ваше дело, дорогой, оседлать лошадей да показывать дорогу. Остальное — секрет охотника. Вас не касается.
— Можно и оседлать, но вы шутите со мной, старым. Ночью да еще на волков!
— Какие могут быть шутки?! — с неудовольствием воскликнул Херель. — У вас лишь собака залаяла, а вы начали отстреливаться. Это может и шутка. Побаиваетесь немножко волков, отец! А? — подтрунивал он надо мною. — Ну, а мне шутить не к чему.
Я отправился за лошадьми, примерно, около полуночи. Холод усилился. «Охота пуще неволи!» — вырвалось у меня, когда я споткнулся, с трудом различая в темноте привязанных на аркан к колышкам лошадей. Приметив меня, мои вороные дружно заржали. «Куда, думаю, поедем в такую ночь? Чего он, дурень, затеял!». Но тут же, вспомнив, как насмешливо улыбался Херель, быстро оседлал лошадей.
Херель уже снарядился в дорогу. Спутник, который его сопровождал, давно спал мирным сном. Херель даже не взглянул на него.
— Ружье у вас есть, отец? — спросил Херель.
Я сказал «есть», но из двух имевшихся зарядов один я пустил в воздух. Да и ружье валялось где-то за хашаном. Зачем оно, если нет патронов?
У Хереля одна из лучших марок охотничьих карабинов, ружье «с черной ложей», как говорят наши тувинцы.
Ехали молча. Тишина полная. Слышен лишь топот, фырканье лошадей да мерное постукивание наших идиков [17] о крылья седла.
17
Идик — национальная обувь.
— Здесь главная вершина? — чуть слышно спросил Херель, когда мы поднялись на верхушку Кара-шата.
— Самая высокая гора тут, — ответил я.
— У подножья есть юрты?
— Три юрты есть.
— Значит, остановка наша здесь, — сказал Херель и спешился. — Ну, слезай! — строго добавил он, видя мою полную растерянность. — Пора начинать охоту. Или думаешь на лошади ночевать?
— Ночевать, не ночевать, — обиделся я. — Но вашей охоты никак понять не могу. Никогда не видел и не знал, чтоб нормальные люди охотились ночью. И на волков!
— Не беспокойся, дело простое. А нормальные или нет — увидишь после.
Выколотив трубку о носок идика, Херель закурил. Потом передал мне свой повод. Приложив ладони к вискам и приседая, он долго вглядывался в горизонт. Показывая затем поочередно то на восточный, то на западный склон горы, он еще раз спросил: знаю ли я точно — пасутся ли там табуны?
Я ответил утвердительно. Херель вдруг по-волчьи завыл.
Преобразился он при этом неузнаваемо. Низко склонив голову, Херель прикрыл рот рукавом, чтобы смягчить звук и придать ему удаленность. Он медленно приподнимался и тут же, снова припадая к земле, продолжал выть жутко и протяжно: