Охотник на санги

Жаринова Елена

А за пустыней раскинулось море. Оно похоже на все моря на Земле. Миллионы людей творили его штормы, закаты, рокот волн, чаячий плач – все, что взяли с собой за Порог. И страшно подумать, в какой дремучей древности возникли из небытия первые очертания бескрайнего морского пространства. О том, что лежит за горизонтом, у нас в Хани-Дью не знает никто.

Странное дело – человеческие воспоминания… Кому-то, например, был дорог широченный старый пень. Теперь он красуется на полдороге от «Шамбалы» до моего дома и прячется среди дымчато-розовых цветов иван-чая, который в этом году вымахал мне по грудь. Над этой лужайкой всегда стоит бессолнечный

и безветренный день. Отличное место для перекура.

На Земле я мучительно пытался бросить курить. Уж очень хотелось помереть здоровеньким… Но в Атхарте здоровье никак не зависело от сигарет, и я снова взялся за старое. Особенно теперь, когда у меня столько причин для огорчения…

Нэй, разумеется, не стал меня покрывать, и Вирата устроил мне страшную нахлобучку. И поделом. Ведь для чего нужны курьеры? Чтобы богам не надо было вмешиваться в земную жизнь по всяким пустякам. С помощью курьеров все происходит как бы естественным путем, без угрозы для Баланса. И главное условие этого – люди на Земле не должны догадываться о присутствии курьеров. А я так глупо обнаружил себя…

Внезапность – вот единственное оправдание, которое я смог найти. Я не ожидал, что Фаина погибнет. Вирата, сбавив тон, признался, что и он этого не ожидал, но прогнозы, в которых участвуют санги или курьеры, всегда смутны. Ведь для Земли нас просто не существует… Но, сказал Вирата, меня никто не корит за то, что я не смог сцапать санги первым.

Я же страдал именно поэтому. Вирата доверился мне, положился на меня, а я его подвел. Я обязан ему работой, благодаря которой мое пребывание в Атхарте осмысленно и интересно. Именно он в свое время упросил Натха принять меня адъютом. Но самое главное – я по-человечески привязался к Вирате. Мне нравилась его манера поминать себя всуе: это бог знает что! С богом! Ради бога! Если б он был человеком, мы непременно бы стали друзьями. Но он бог, а дружба возможна только между равными.

Когда-нибудь, Сурок, мы сравняемся с богами. Мы станем завидовать их мудрости, а не могуществу… Но еще много эпох должно смениться до той поры, слишком много – даже для бессмертной души.

В итоге Вирата оставил меня в «Шамбале» на должности аналитика. А Натх велел передать, что если я хочу снова попасть на Землю, то у него есть для меня задание и маршрут. За ними я должен явиться лично. Я сразу подумал, что Натх отнесся к моей выходке подозрительно лояльно.

Отправиться в логово Натха – это вам не комар чихнул. И вот я сидел на пне, курил третью сигарету и тянул время, собираясь с мужеством. Здесь-то меня и отыскал посыльный сэра Перси. Я взломал сургучную печать и прочел набранный на компьютере текст: «Моему дорогому другу господину Грегору Гобзе (имя было вписано от руки). Многоуважаемый сэр! Почту за честь видеть Вас у своего камина в условленный день и час. Остаюсь преданный Вам навек…» И дальше шел витиеватый росчерк: сэр Уильям Персиваль Смоллетт, барон Мэллори.

Сэр Перси – один из старожилов Атхарты. Он покинул Землю четыреста тридцать четыре года назад, отравленный любовником своей жены. Он особенный человек, и мне лестно называться его другом.

Мы собираемся у сэра Перси каждую последнюю пятницу месяца. Это давно вошло в традицию, тем не менее он педантично рассылает приглашения всем участникам. Гости бывают разные, но неизменный костяк – это твой покорный слуга, Бэзил и Зануда.

Бэзил – наш с тобой одногодка и в Атхарту попал всего на три месяца позже меня.

Подозреваю, что он бы тебе не понравился. Бэзил совершенно богемное существо. В земной жизни он был писателем. Я знаю, что он до сих пор следит за своими земными делами и втайне гордится, что его последний роман после его смерти стал бестселлером.

В Атхарте Бэзил не написал ни строчки. Зато он нашел другое применение своей гипертрофированной фантазии. Начать с того, что он играет со своим обликом в опасные игры. Бэзил любит появляться в обществе в облике кота – зеленоглазого, черного с белой грудкой и носочками на задних лапах. Он обожает лежать клубком в кресле-качалке сэра Перси и не щурясь глядеть на огонь в камине. Впрочем, и в человеческом облике Бэзила много кошачьего: редкие темные усики, вкрадчивый, мурлыкающий голос…

А еще Бэзил – профессиональный бродяга. Он столько успел повидать, что его рассказы можно слушать бесконечно. Правда, вот уже год, как он осел в Хани-Дью. Но я не удивлюсь, если однажды утром он забежит ко мне попрощаться…

Наш третий приятель – Юджин Райт из Северной Каролины. Мы прозвали его Занудой. До сих пор ума не приложу, как он оказался в нашей компании!

Зануда не пьет, не курит и воздерживается от еды. Он беспощадно осуждает наши слабости. По вторникам он участвует в заседаниях «Экологов святого Терентия» и поносит с трибуны любителей иллюзорных благ. Мы уверены, что со дня на день он станет ангелом и оставит нас в покое. Но пока каждую пятницу он приходит на наши посиделки. Портить нам настроение доставляет ему ни с чем не сравнимое удовольствие. Впрочем, без него было бы скучно…

С сэром Перси я познакомился, когда полтора года назад Бэзил привел меня послушать выступление Зануды в храме экологов. Было это так…

7

– Видишь Зануду? – шепнул мне Бэзил. – Вон он. Третий слева. Смотри, как зажигает!

– Тише! – цыкнул на него я. – Представляешь, что он возомнит о себе, если нас заметит?

В ответ Бэзил лишь раздраженно дернул хвостом. Но кто же знал, что на открытое собрание «Экологов святого Терентия» придет лишь двадцать человек? Со слов Зануды мы сделали вывод, что в зале будет аншлаг и мы сможем затеряться среди зрителей. Бэзил ужасно хотел посмотреть на Зануду, танцующего и поющего гимны, и уговорил меня составить ему компанию. И вот вместо ожидаемой хохмы мы вляпались в идиотскую ситуацию.

Один лишь вид здания, в котором собирались экологи, вывел меня из равновесия. Дома, так же как и машины, всегда казались мне одушевленными существами. Поэтому я не выносил бессмысленных издевательств над ними. Храм экологов святого Терентия до слез стыдился своего нелепого вида. Огромный купол загибался по краям, как буддийская пагода, и был похож на шляпу Наполеона. Колонны портика казались рахитично тонкими. Все это Зануда называл «апофеозом духовного строительства» и «храмом Вселенской церкви».

Впрочем, зрелище, которым порадовали нас экологи, было еще хуже. Сначала они полчаса отрывались на сцене, заставляя скудную публику хлопать в унисон. Чтобы не привлекать внимания, я тоже бил в ладоши и ненавидел Бэзила, который на правах кота свернулся калачиком у меня на коленях. Грубо намалеванный портрет святого Терентия, висевший на заднем занавесе – гибрид Карла Маркса и старца Зосимы, – смотрел на меня глумливо.

Наконец на сцену водрузили трибуну, на которую поднялся Алан Нэй.