Охотник на вирусов
Шрифт:
— А теперь мне хотелось бы подробнее ознакомиться с документацией. Где тут у вас можно приземлиться?
— В кабинете у зама, не возражаете? Он сейчас в отпуске, и вас никто не потревожит. Можно и у меня, конечно, но здесь вам будут мешать. Посетители, заказчики, звонки… Телефон не умолкает целый день.
— То жираф позвонит, то олень, — говорю я неожиданно для самого себя.
Директор испуганно таращит на меня глаза, не зная, как реагировать на глупую выходку: то ли засмеяться, то ли рассердиться, то ли бригаду из психушки вызвать. Но смеяться над глупостью — глупо, а сердиться —
— Любимое стихотворение моего сына, — поясняю я. — Корнея Чуковского, кажется. Лучше, пожалуй, в кабинете у зама.
Директор облегченно вздыхает. Очень я ему нужен в его собственных апартаментах… Примерно так же, как гремучая змея.
Через два часа я возвращаю директору папки с документацией, оформляю «ночной» пропуск и отправляюсь в гостиницу — спать. Третья смена начинается в двадцать три ноль-ноль. А самовозбуждение сети — ровно в полночь. Как и положено всякой чертовщине. Хочется мне самому посмотреть на ночной шабаш. А вдруг это все-таки вирус? Вирус ведьм…
Оставив Грише записку с просьбой не будить, я разбираю постель. Но прежде, чем лечь, выглядываю в окно и отыскиваю на гостиничной стоянке свою дорогостоящую личную собственность. Стоит моя «вольвочка», стоит. Надо бы на автомойку сгонять, но не сейчас. Вот удостоверюсь, что вирус ведьм — просто ошибка в программе межмашинного обмена — тогда и займусь автомобилем.
Проснулся я в двадцать два ноль-ноль, по первому же «ку-ка-реку» моего «петушка». Проснулся бодрым и заряженным энергией, как если бы за окном был не дождливый осенний вечер, а солнечное летнее утро. Тщательно размял все мышцы, поплясал перед зеркалом, делая молниеносные выпады и стараясь от них же защититься. Сделать это, конечно, невозможно, но ничто так не продвигает вперед по какому бы то ни было пути, как попытки достичь невозможного.
На стук в Гришин «полулюкс» никто не отзывается. Спит уже, наверное. Молодец. Ведет здоровый образ жизни. Да и что ему еще остается при таком телосложении и с такой лысиной? Борода, правда отвлекает от нее внимание, но ненадолго.
На улице дождь — мелкий, холодный и тоскливый. Прежде, чем с парашютным хлопком надо мною раскрывается купол зонтика, несколько капель проскальзывает за воротник финского плаща. Бр-р-р!
Потоптавшись на крыльце, я иду к автостоянке. Хотя ГИВЦ всего в двух кварталах от гостиницы, лучше их преодолеть на машине. Не исключен вариант, что у меня появится одно-двухчасовая пауза, которую лучше всего продремать в удобном кресле «вольвочки». Я это называю «заготовка сна впрок». А место для парковки там хорошее, оно отлично просматривается из окон. Да и японский противоугонный комплекс еще ни разу меня не подводил.
Начальник смены, небольшого роста паренек с русыми усами, распахивает дверь, ведущую в уже знакомый мне машинный зал. Не забыть бы его фамилию: Белобоков.
— Так что вы, собственно говоря, хотите проинспектировать?
— Да я так, в общем, — неопределенно машу я рукой. — Обычная рутинная проверка перед включением ваших машин в гиперсеть.
Мы заходим в крошечный кабинетик, представляющий собой нечто
— Машины в порядке, никаких трудноустранимых дефектов нет? — равнодушно спрашиваю я, усаживаясь на разлапистый стул с металлическими ножками перед заваленным распечатками письменным столом.
— Я бы этого не сказал, — бесхитростно отвечает Белобоков, усаживаясь напротив. — Машины сейчас, правда, в порядке, и полный комплект ТЭЗов в наличии, но… — он хмурит белесые брови и досадливо щелкает пальцами. Пауза затягивается.
— Какие-то спорадические сбои? — вынужден подсказать я.
— Да, что-то в этом роде. Время от времени задачи вдруг перестают идти и начинается такая катавасия…
Белобоков сбрасывает в ящик стола стопку распечаток, потом смотрит на чистую страничку перекидного календаря. На этот раз я более терпелив.
— В общем, начинается какой-то странный генереж. Все закольцованные машины словно с цепи срываются. Ни ввести в них ничего нельзя, ни вывести. А линии связи, между прочим, переполнены информацией!
Он решил сам во всем признаться. Не дожидаясь, пока я задам каверзные наводящие вопросы.
— То есть сеть неисправна. А вы не предпринимаете никаких мер.
— Ну, зачем же так резко… — пожимает плечами Белобоков. — Машины все тесты проходят без сбоев, в них я уверен. Это «кольцо» виновато. Что-то у них не ладится с обменом. Но по прошествии некоторого времени — когда часа, когда трех — работоспособность «Эллипса» полностью восстанавливается. Снова начинают идти задачки, скрипеть принтеры… Словно бы ничего и не было. Как приступ лихорадки, знаете? Потрясет, потрясет — и опять ничего.
— А Михаил Олегович знает об этом?
— Ну конечно! Только я три докладных ему написал по этому поводу.
— И что директор?
— Говорит, сообщил куда следует. Принимают меры. Интересно будет узнать у него, какие именно.
И почему он не сказал мне при встрече ни о мерах, ни о причине, вызвавшей их. Не нравится мне ваше поведение, Михаил Олегович! Более того, оно вызывает подозрения!
Белобоков озабоченно смотрит на часы.
— Да вы и сами можете пронаблюдать. Приступ должен начаться через десять минут, ровно в полночь. Словно бес вселяется в наши компьютеры. А как изгнать его… Разве что попа пригласить и святой водой терминалы окропить, — криво усмехается начальник смены в аккуратно подстриженные усы. У них что, все мужчины усатые, что ли?
Дверь в каморку вдруг широко распахивается, и на пороге появляется девушка. Светлые волосы ее влажно блестят, плащ потемнел и набух от влаги. На лице двумя слезинками застыли дождевые капельки. Они притягивают мой взгляд, словно магнитом.
— Ой, Виктор Алексеевич!.. Я никак не могла раньше, честное слово! Да еще этот дождь… Я на такси приехала, — оправдывается девушка, для убедительности широко раскрывая и без того огромные глаза. Именно от них-то я и не могу оторвать взгляд, а вовсе не от капелек.