Охотник за бабочками 2

Костин Сергей

Послонявшись по поляне без всякого дела еще минут пять, я вернулся на капитанский мостик.

Столы были убраны, спиртное спрятано, макароны возвращены караваю. У дверей меня встретил Кузьмич, на котором была новая летная, с иголочки, форма.

— Волчара подарил, — Кузьмич погладил синие лампасы на штанах, — Говорит, специально для меня шил. Собственнокорабельно. Красиво?

Красиво. Тут сказать нечего. Только я такую форму все больше на швейцарах видел.

— Спрячь и не позорься, — я взобрался на капитанское

кресло, пощелкал по старой памяти кнопками и выключателями, приводя кресло в наиболее удобное положение.

— Всем секторам корабля доложить о готовности к дальнему перелету.

— К дальнему перелету все секторы корабля готовы, — тут же ответил Корабль.

— Ты не умничай, конкретно докладывай. Куда летим, сколько времени, и через какие неприятности. Я теперь лично возьму контроль за исполнением графика полета. А виновные в его нарушении будут строго караться по законам космического времени. Ну так как?

Волк погудел, помигал, потом отсоединился от Хуана и доложил более подробно:

— Прем прямо.

Вот это уже другое дело.

— Тогда вперед.

Корабль взревел силовыми установками и стал медленно, что бы ни пожечь слишком много травы на поляне, набирать высоту.

— Глянь-ка, командир! Это не на твои проводы пожаловали?

Внизу, у самой кромки деревьев, чуть наклонясь от вихревых потоков воздуха, поднятого Кораблем, стояла батониха из справочного бюро. Она махала нам платком и что-то кричала.

— Ты чего, командир, ей наобещал? На ней же лица нет. Плачет девка. Ревмя ревет.

— Ничего я ей не обещал, отмахнулся я от бабочки, прилипая к центральному обзорному.

— А я слышал, что ты ее покусать собирался, — Кузьмич рассматривал ногти и хитро щурился, — Может вернемся?

— Корабль? Давно у нас сортир в порядок не приводился? — я даже не взглянул на Кузьмича, но тот моментально понял, кому придется выполнять ближайшую черную работу на корабле.

— Волчаре шутить можно, а мне нельзя? — вспыхнул он, — Ты, командир, совсем того… А можно я ей пиджак Министра скину. Как бы от тебя. Все память.

Кузьмич иногда хорошие вещи предлагает.

— Только быстро.

В центральный обзорный было хорошо видно, как пиджак, спланировав, упал под ноги заплаканной батонихи. Как подхватила она его, как уткнулась в него носом. Как высморкалась и отбросила в сторону. А под конец, стиснув в кулаке носовой платок, помахала нам вслед кулаком.

— Вот и делай добро, — справедливо заметил Кузьмич, — Волчара, чего телишься, врубай на полную катушку установки. Это я тебе, как первый помощник заявляю. Авторитетно.

Потянулись серые будни полета. Этот период я не люблю больше всего. Делать нечего. Поговорить по душам не с кем. Шляешься по отсекам в поисках развлечений, но повсюду натыкаешься на надоевших по горло или Кузьмича, или Хуана со всем своим выводком.

Пробовал спать. Долго и беспробудно.

Но больше восьмидесяти четырех часов не осилил. Начинали сниться кошмары, и я просыпался.

Волк все больше молчал и в наши редкие с Кузьмичем ссоры не ввязывался. Скорее всего он подсчитывал убытки от профессиональной деятельности частным извозчиком. А когда подсчитывал, то неизменно ужасался.

Одно время я нашел себе интересное занятие. Вырезание разных выражений на стенках Корабля. Но ему данный вид творчества не понравился. Волк культурно спрятал от меня все режущие предметы и попросил впредь ерундой не маяться.

Прошло два месяца.

Нет, лучше вот так — два месяца спустя.

Мы с Кораблем играли в футбол. Волк соорудил в одной из стен капитанского отсека ворота, и сам, как бы был вратарем. Одновременно с этим, он выполнял роль компетентного судьи. А я забивал голы. Хуаном, конечно. Другого спортивного снаряжения на Корабле не имелось. Отпрыски Хуана сидели на панели управления и исполняли роль молчаливых зрителей. В особо острые моменты игры они прыгали волной и растопыривали во все стороны отростки глаз.

С огромным трудом я ввел в счете. Волк все время подло маневрировал со штангами, то укорачивая, то удлиняя их. А то, бывало и такое, сужал ворота до минимально недопустимых размеров.

Я психовал и часто мазал. Хорошо хоть Хуан, который всегда был на моей стороне, рыскал по сторонам и проникал сквозь глухую защиту Корабля.

— Пять ноль! — сообщил я, после очередного удачного удара.

— Какая боль, — ехидно прокомментировал мою радость Корабль, — А четыре-три, не хочешь? И у тебя еще две штрафные минуты.

От такого несправедливого судейства стало немного обидно.

— Ты куплен, — заявил я, устанавливая Хуана для следующего точного удара, — Ты глубоко коррумпирован. Но сейчас ты увидишь, что значит настоящий удар профессионала.

— Ну-ну, — хмыкнул Волк и переместил ворота поближе к потолку, — Последний пенальти в этом сезоне.

— Хуан! — шепнул я Хуану, — Это наш последний шанс не опозорится. Сделай все, как надо.

Хуан всегда с готовностью откликался на мои просьбы. Он деловито поморгал глазами, занял предударную позицию и даже не дождавшись, пока я по нему ударю, с места рванул по направлению к воротам, которые уже были рядом с центральным обзорным.

От такого коварного хода Корабля даже я растерялся. Про Хуана и говорить нечего. Он с глухим шлепком шмякнулся о пустую стену и сполз вниз, виновато поглядывая на меня тремя отростками.

— Аут, — заорал Волк и прокрутил по внутренней связи отрывок из легендарного футбольного хита. «Если хочешь быть здоров, не летай на Андромеду».

Я уже приготовился, как старший тренер своей команды опротестовать не забитый мяч, но тут двери в командирский отсек распахнулись и на пороге возник злой Кузьмич.