Охотник за смертью: Честь
Шрифт:
Джек испустил тяжелый вздох, перестал наконец мерить комнату шагами и обвел ее рассеянным взглядом. Он постоянно чувствовал себя усталым. В течение долгих недель он в поте лица трудился с раннего утра до позднего вечера, пытаясь осуществить свою заветную мечту, мечту о демократии. К тому же ему приходилось постоянно бороться с собственной природой и заставлять себя быть прежде всего дипломатом, а не воином. Даже когда враги давали себе передышку и по каким-либо причинам не пытались дискредитировать или подорвать основы Парламента, сами депутаты не сидели без дела. Казалось, они рады были бы разнести вновь созданный социальный институт, не оставив от него камня на камне. Реальная власть ударила в головы многим депутатам, хотя большинство из них плохо представляло, что, собственно, с этой властью делать
Внезапно Джек увидел свое отражение в полный рост в одном из висевших на стене зеркал и принялся беспристрастно изучать его. Из зеркала глядел моложавый, подтянутый мужчина, находящийся в превосходной физической форме. Разумеется, в его силах разделаться с врагами и свергнуть остатки старого режима. С Лайонстон покончено, и Семьи слабеют день ото дня. Он должен чувствовать, что все на свете ему подвластно. Откуда же эта проклятая усталость? Конечно, на его плечи легла чересчур большая ответственность. Оуэн и Хэйзел полностью поглощены своими делами, требующими постоянных разъездов, а Руби совершенно не интересуется политикой. Впрочем, сейчас ее ничто не интересует по-настоящему. К немалому удивлению самой Руби, новизна ощущений, связанных со свалившимся как снег на голову неимоверным богатством, быстро притупилась. Когда можешь иметь все, что пожелает твоя левая нога, новые приобретения перестают радовать. В последнее время Руби спала до полудня, топила тоску в алкоголе или отправлялась в места, где ее не знали в лицо, и пыталась затеять там драку. Она ухитрилась проникнуть даже на Арену, но безумца, рискнувшего бы с ней сразиться, не нашлось. Даже нелюди предпочли сказаться больными, только бы не иметь дела с Руби Джорни.
Какое счастье, что он по крайней мере обрел цель жизни. Даже если эту цель выбрал не сам. Нянчиться с новорожденной демократией — тяжелое, хлопотливое и зачастую неблагодарное дело. Раньше Джеку представлялось, что демократия огромной мощной волной захлестнет Империю и без труда сметет старые предрассудки, например аристократию и привилегии. В его мечтах народ должен был сплотиться, чтобы радостно и дружно нести совместное бремя власти и ответственности. Как сильно он ошибался!
Отражение устремило на Джека насмешливый взгляд. Грех жаловаться! Благодаря Лабиринту время для него повернулось вспять, и теперь ему снова как будто слегка за двадцать. Никогда в жизни он не был таким сильным, ловким и крепким, как сейчас. Он признан одним из величайших военачальников эпохи. Почему же, черт побери, он чувствует себя старой развалиной?
Джек повернулся к зеркалу спиной и вновь обвел взглядом роскошные апартаменты, пытаясь увидеть их глазами своего прежнего «я», глазами легендарного профессионального мятежника. Он и не думал, что когда-нибудь окажется среди подобной роскоши. Большую часть жизни он довольствовался убогими временными пристанищами, перебирался с одной угнетенной планеты на другую, скрываясь от любопытных глаз или возможных предателей. Тогда ему не было дела до удобств. Да и не мог он позволить себе жить в комфорте, когда тысячи тысяч страдали в нужде и рабстве.
Конечно, с такой жизнью легко мириться, пока молод и силен. Тогда он каждую ночь любовался звездами, сияющими в глазах очередной боевой подруги. С возрастом Джек стал болезненно переживать неудачи. Следовать путем мятежа год от года становилось тяжелее. Слишком много друзей погибло, слишком много надежд было сметено огневой мощью Империи. Ему неизменно удавалось скрыться, но позади оставались горы трупов. Когда вследствие предательства Джека Рэндома наконец схватили, он едва ли не вздохнул с облегчением. Легенда, окружавшая его имя, давила непомерным грузом, и когда с помощью соратников ему удалось вырваться из плена, он решил отказаться от собственного имени, назвался Джобом Айронхендом и избрал скромный удел простого сторожа. В ту пору, когда от его решений не зависело множество судеб, ему жилось
Впрочем, отказаться от прожитого было не так просто. Разумеется, откуда ни возьмись, явился этот проклятый Оуэн Дезсталкер — явился, чтобы вновь призвать его к выполнению долга, предназначенного судьбой. Позднее Безумный Лабиринт вернул ему молодость и силы, Восстание вспыхнуло и разгорелось так стремительно, что он сам едва мог поверить в это. А вскоре Джек на собственном опыте узнал, что испытывает человек, мечты которого становятся явью. Он достиг всего, о чем когда-либо осмеливался мечтать, и потом… что потом остается делать тому, кому не о чем больше мечтать? Нет, конечно, дел и обязанностей у него выше головы, и в течение ближайших лет праздность ему не грозит. Теперь основным занятием Джека стала политика. Но это совсем не то, к чему он привык.
Конечно, сейчас Джек Рэндом не отказывал себе в некотором комфорте, однако жил весьма скромно: занимал небольшую квартиру в здании, примыкающем к Парламенту. Это давало ему возможность появляться на слушаниях, как только возникала необходимость, к тому же здание тщательно охранялось, а Джек нуждался в особых мерах предосторожности, чтобы уберечься от многочисленных врагов. Слишком многим людям, представителям всех граней политического спектра он доставил серьезные неприятности. Почти все считали, что его действия в отношении Блю Блока были оправданы с точки зрения исторической необходимости. Однако это не означало, что поступки Джека Рэндома вызывали всеобщее и безоговорочное одобрение.
Когда он перебрался в более безопасное жилище, количество покушений на его жизнь резко снизилось. Однако возникла новая проблема. В новый дом стало трудно попасть не только врагам, но и друзьям. Иногда это спартанское жилище казалось невыносимо пустым и тихим.
После завершения Восстания Джек и Руби пытались жить вместе. Увы, ничего путного не вышло. Их вкусы, потребности и характеры оказались настолько противоположными, что всего через месяц они сочли за благо разъехаться. Их уклады никак не сочетались. Он хотел работать, она — развлекаться. Он был человеком долга и чести, а она… она обожала ходить по магазинам — и затевать драки в переполненных кабаках. Конечно, они любили друг друга, и в постели все было прекрасно, но невозможно проводить там все время. Растущее раздражение, которое оба испытывали, в конце концов разрешилось бурным скандалом. Тогда они не только вылили друг на друга ушаты оскорблений и упреков, но и пустили в ход тяжелые предметы.
Однако кончилось все благополучно. После ссоры они мирно разъехались и вскоре вновь стали друзьями. Джек ни в чем не упрекал Руби. Он знал, что с ним не так легко ужиться; это с охотой подтвердила бы каждая из его семи бывших жен, прибавив от себя несколько душераздирающих подробностей.
К тому же Руби чертовски много пила. Она заявляла, что перемены, произошедшие с ней после Лабиринта, служат надежной защитой, но Джек отнюдь не разделял ее уверенности. Он видел, что она утрачивает остроту ума. Совершает ошибки. Все чаще доверяет людям, которые не заслуживают доверия — а ведь всего год назад безошибочная интуиция неизменно предостерегала ее от подобных промахов. Джек отлично понимал, почему она пьет. Руби требовалось хоть какое-то занятие. Эта женщина могла вынести все, кроме скуки, а времена, когда она промышляла охотой за скальпами, не прошли для нее даром. В глазах того, для кого убийство стало привычным делом, цена человеческой жизни ничтожно мала, даже если эта жизнь — твоя собственная. Возможно, именно собственную жизнь такие люди ценят меньше всего.
Джек тяжело вздохнул и вновь принялся бродить по комнате Ему было о чем поразмыслить. В свое время он боролся против государственной системы. Теперь стал ее частью. Он превратился в политика, который изменяет своим прежним идеалам во имя компромиссов и идет на сотрудничество с людьми, вызывающими у него отвращение. Впрочем, с подобными людьми ему приходилось иметь дело и раньше, когда надо было добыть средства для борьбы. Однако никогда прежде он не поступался принципами, а теперь все чаще оказывается в ситуациях, когда требовалось жертвовать своими прежними убеждениями. Разумеется, ради высокой цели. Ради возможности воплотить наконец в жизнь какую-либо годами лелеемую идею.