Охотники за камнями
Шрифт:
И начинают загибать пальцы.
— Мы охраняем. Мы провожаем вас до реки. Ведем лодки. Показываем настоящую жизнь…
— А еще мы нагрели вас на баксы, тупые американцы, — тихо бормочет Митч рядом со мной, и я впервые с ним солидарна.
Захожу в выделенный нам домишко и морщусь. Оттуда даже не удосужились убрать хлам.
— Я не уверена, что здесь можно стоять… не то что лежать, — Джемма кривится.
— Зато здесь есть сетки от насекомых и плотно подогнанные двери, — Холл выглядит на удивление спокойно и расслаблено, — Я хотел предложить вам поспать в машине… но вы еще успеете познакомиться
— Ты говоришь как знаток, — я морщусь. До меня только сейчас окончательно доходит, что все последующие дни я буду совершенно лишена привычных вещей.
Горячего душа.
Фена.
Полноценного ухода за лицом.
Чистой и вкусно пахнущей одежды.
— Мне приходилось бывать в разных местах, — он пожимает плечами, — Хотя да… это одно из самых паршивых.
— Аборигенскую еду я не стану есть. Она отвратительно пахнет и выглядит так, будто ее сначала поваляли на земле, — бурчит Джемма.
Я киваю. И радуюсь сухому пайку, влажным салфеткам и тонким одеялам, которые нам выдает все тот же Холл. Это означает возможность лечь на что-то чистое и быть при этом тоже относительно чистой и сытой.
Укладываюсь на полу, не раздеваясь, — только сапоги сняла — под защитой Гибсона и даже не надеюсь заснуть, несмотря на выматывающий путь.
Так и получается.
Спустя полчаса все спят… кроме меня и Холла. Я слышу его дыхание, чуть более прерывистое, чем должно быть у спящего. И шепчу в темный потолок, не надеясь на ответ.
— Это будет совсем не просто, да?
Но на удивление Деймон Холл откликается.
— Да.
Глава 17
Аманда Хендерсон
Мы выступаем с восходом.
Здесь, в сельве, никакого солнца, конечно, не видно. Оно просто не в состоянии пробиться сквозь плотный полог леса, потому до нас доходит только зеленоватое свечение, с легкостью рассеивающееся во влажном тумане. Под ногами постоянно чавкает грязь — сапоги проваливаются сантиметров на десять. Где-то вдали дышат и вскрикивают неведомые звери, и я все еще надеюсь, что это всего лишь макаки… Сельва — это пересеченная местность, посыпанная сломанными деревьями. Все это густо поросло лианами, кустами, деревьями и растениями: некоторые из них полезны и съедобны — я ведь с пристрастием изучила книжечку. Здесь часто идет дождь, но не сегодня. Сегодня просто очень жарко и уже через полчаса у меня ощущение, что я занимаюсь на тренажерах, которые по ошибке поставили в сауну.
Меня не оставляет ощущение сюрреализма происходящего.
На нас рюкзаки.
Черт… я даже представить не могла что когда-либо буду таскать такие тяжести.
Хотя меня и Джемму почти не нагрузили — все тащили мужчины.
Хотя нам не приходилось беспокоиться о том, чтобы прорубить путь.
Но физически этот переход кажется полным кошмаром.
— Я вам расскажу, чего тут стоит бояться. Вот, например «черная вдова» часто подстерегают в гнилых пнях. А из москитов самый страшный — "флеботомо", один раз укусит, и кожу поражает болезнь. А еще…
— Да заткнись ты уже!
Это Митч.
Меня же пробивает на нервный смех… потому что я думаю, что он был самым прозорливым из всех, когда заявил, что наш план —
Спустя несколько часов я окончательно теряюсь в пространстве-времени.
Бесконечная сельва будто пытается поглотить нас, но, поскольку мы не слишком несъедобны, уничтожает любыми доступными методами.
Меня подташнивает от жары и физических усилий, ноги болят, кожа саднит, а пот заливает глаза. И худшее в этой ситуации то, что ты не понимаешь, закончится ли она когда-нибудь.
И это только первый день…
После привала «тропа» становится почти непроходимой, грязь — более глубокой, а влажность совершенно невозможной. Замолчали уже все, даже наши проводники. Только дышат тяжело и поминутно взмахивают своими ножами…
А потом нам объявляют, что остался всего час пути. И у всех открывается второе дыхание.
Я уже мечтаю о душе… ну или еще чем похожем. А еще, что вытянусь и сменю насквозь промокшую одежду. Но когда мы доходим до «лагеря», где нас ждут лодки, вижу, что никаких удобств нам не грозит. Не в этом же деревянном ящике, по ошибке названном перевалочным пунктом?
И все таки мне хватает сил обрадоваться. Хотя бы тому, что есть бурная и темная река, приток, название которого давно выдавлено жарким влажным паром, именуемым здесь воздухом. И что мы сейчас сядем в каноэ… что-то посовременней, конечно, и даже оснащенное мотором.
И нам не придется больше тащиться пешком.
Холл — единственный, кто вообще вспоминает о нашей легенде.
Вяло восторгается «уникальным туристическим маршрутом» и еще более вяло интересуется, далеко ли нам до того самого «священного водопада», к которому мы изначально собирались. Я же могу надеяться только, что все это ненадолго. И мы скоро выберемся в другую климатическую зону, более сухую и… цивилизованную. И я снова увижу лишь зелень изумрудов, а не… вот этого всего.
Проводники переговариваются с каким-то мужиком с щербатым ртом, а потом показывают знаками, что все в порядке и предлагают рассаживаться по лодкам.
Их две.
И снова мы делимся на команды.
Хотя мне кажется — на мгновение — что Холл как-то задерживает на мне взгляд и хочет возразить, но мне так жарко, и я так устала, что почти не обращаю на это внимание. И со стоном облегчения забираюсь в лодку, укладываюсь на наши вещи рядом с Джеммой и ненадолго закрываю глаза.
К вечеру мы почти оживаем — достаточно для того, чтобы начать делать вид, что нам интересно окружающее пространств, и щелкать телефонами. А когда выбираемся на весьма широкое пространство и ставим полог, а потом и разводим вечерний костер, и едим припасенную еду, запивая его виски, мне уже кажется, что все почти нормально.
И мы все… почти друзья.
Наши проводники первыми отходят и заворачиваются в старые спальные мешки. Следом, бурча что-то под нос, заваливается Митч. Джемма уже дремлет на могучем плече Гибсона, но тот не решается оставить нас Холлом наедине. Сидит, уставившись на затихающее пламя и думает о чем-то своем, время от времени поглядывая в нашу сторону.
А мне совсем не хочется спать, несмотря на дикую усталость.
Я вообще не привыкла к долгому сну, а с учетом условий…
Холл передает мне фляжку и я делаю большой глоток. И виски едва не выходит носом, когда я слышу тихое и одобрительное: