Охотники за каучуком (Роман об одном виде сырья)
Шрифт:
Но тут раздается голос одного из сидящих на веранде мужчин.
— Эй, Робертс, Шаутер! Что вы там застряли?
— Расскажешь наверху, — говорит Робертс. — Послушаем уж все вместе.
На веранде Шаутера встречают приветственными возгласами. Мужчины, согласно обычаю явившиеся все как один во фраках, пожимают ему руку — ван Ромелаар, седобородый тучный голландец, оставшийся в этих краях после того, как они перешли в собственность британской короны, Гопкинс и Паркер, плантации которых граничат с землями Робертса, и Браун, самый молодой из них, всего два года назад
Мужская компания рассаживается. Шаутер берет со столика, стоящего у самого края веранды, большую коробку и достает оттуда бразильскую сигару. Робертс говорит:
— Шаутер был у губернатора и привез нам новости!
Все умолкают. Шаутер откусывает конец сигары, выплевывает его и кивает.
— Правительство хочет заставить нас разводить каучуковые деревья.
На несколько минут воцаряется тишина. Затем взрыв всеобщего возмущения.
— Что ты там болтаешь?
— Заставить?
— Правительство? Нас? Каучук? Черта с два!
— А с тобой не пошутили?
— Апи! — кричит Шаутер.
Малаец, сидящий в сторонке с тлеющем фитилем в руках, вскакивает и подает ему огонь.
Шаутер выпускает изо рта мощную струю синего дыма, застилающего весь стол.
— Заставить — это надо понимать так, что губернатор поддерживает того дурака, который закладывает плантацию на Ист-Ривере, — объясняет он.
— Того самого, о котором ты уже рассказывал?
— Торговца каучуком?
— Который вкладывает такие колоссальные деньги в свое дело? Не Даллье ли его имя?
— Он самый, — роняет Шаутер.
Мужчины переглядываются.
— Все остальное яснее ясного, — продолжает Шаутер, повысив голос. — Губернатор не сказал этого прямо, но из его слов было абсолютно ясно, что правительство намерено разводить каучуконосы повсюду в колонии, а для этого ему нужны мы!
— Одну минуту! — перебивает его Робертс. — Я, кажется, слышал, что в Пераке они уже начали это дело на нескольких плантациях.
Шаутер рычит:
— Здесь им это так просто не удастся.
Все хмуро потягивают сигары и сидят, молча уставившись в пространство.
— План-то сам по себе не нов, — произносит наконец Гопкинс.
Он пытается сказать еще что-то, но замолкает, заметив появившуюся в дверях миссис Робертс. На ней платье в красную и синюю полоску, придающее ей сходство с попугаем. Она любезно здоровается с Шаутером, который против обыкновения даже привстал со своего места, а затем обращается ко всем присутствующим:
— Стол накрыт. Надеюсь, беседа не настолько увлекательна, что гости забыли о еде?
Мужчины поднимаются, бросают недокуренные сигары и следуют за миссис Робертс в гостиную, где сидят супруга ван Ромелаара и миссис Паркер с двумя дочерьми.
На шее у голландки висит цепочка с оправленным серебром капским алмазом темной воды. Она улыбается молодому Брауну. Компания рассаживается за большим столом посреди гостиной. Девицы Паркер перешептываются и хихикают. Мужчины, по всей видимости, чем-то расстроены и не уделяют должного внимания первому
— Тост? Да что ты, Винни! Произнеси его сама!
Постепенно настроение все же улучшается. Во время десерта, на который подали ананасы и плоды манго, Шаутер вдруг хватается за свою седую, щетинистую голову и, подергав себя за ус, смущенно ворчит:
— Ах ты черт! Я, кажется, забыл тебя поздравить, Бен?
Окна комнаты дрожат от оглушительного хохота.
— Подарков не надо! — кричит развеселившийся Паркер. — Он строго-настрого запретил их, а то бы я привез ему крокодила!
Робертс бьет кулаком по столу.
— Ваши рюмки!
Малайки приносят несколько бутылок темно-красной мадеры. Все встают и поднимают бокалы за здоровье хозяина дома. На некоторое время снова устанавливается непринужденная обстановка, господствовавшая до приезда Шаутера. И в конце концов Бенджамен Робертс все же произносит тост, причем, к всеобщему удивлению, даже ни разу не запинается.
Встав из-за стола, мужчины опять уходят на веранду. Служанка несет за ними бутылки и бокалы и ставит их на стол. Развалившись в плетеных креслах, гости тянутся к ящичку с бразильскими сигарами.
— Апи! Эй, Апи!
Слуга обходит всех с зажженным фитилем. По веранде расплываются облака дыма. Робертс бросает девушке:
— Закрой-ка дверь!
Все молча курят. Никто не дотрагивается до бокалов с вином.
— Судя по тому, что мы до сих пор слышали, — заводит наконец разговор Робертс, — правительство собирается отобрать у бразильцев монополию на каучук.
— Бесспорно, — произносит Гопкинс. Паркер прибавляет:
— Это, пожалуй, не такое уж легкое дело!
— Но идея-то недурна, — продолжает Робертс. — Подумать ведь страшно, какие деньги Бразилия загребает за каучук в последние годы! Как ты считаешь, Шаутер?
Старик гневно трясет головой.
— Да сколько бы ни получала! Не подходит нам все это! Все мы стали друзьями здесь, в колонии. Ты продаешь чай, Гопкинс и Паркер — тоже, Ромелаар главным образом пряности, Браун сахар, а я — all right — я развожу кофе…
После небольшой паузы он продолжает:
— Все мы до сих пор получали неплохую прибыль, то есть у нас тут тоже нечто вроде монополии. Наша продукция уже десятки лет славится на мировом рынке, мы даем хороший товар, можем поспорить с Бразилией и Нигерией, у нас, можно сказать, налаженное производство. Да, да! Не говоря уже о том, что было бы нелепо сейчас, когда дело начинает окупаться, взваливать на себя новые расходы, корчевать новые участки, обучать новых рабочих, строить и, наконец, сажать деревья, о которых одному дьяволу известно, будут ли они давать каучук в нашем климате, но зато доподлинно известно — я навел точные справки, — что доход они начнут приносить в лучшем случае через семь лет…