Охотники за каучуком (Роман об одном виде сырья)
Шрифт:
Потом Пандаб бежит к бараку, из которого слышится пьяный галдеж надсмотрщиков.
От дома управляющего потянуло гарью. Пандаб быстрым движением выпрямляется, подбирает свой узелок и мчится обратно по дороге, которой пришел сюда.
Выбравшись на дорогу, он останавливается. Оглядывается назад. Воздев обе руки к небу, издает протяжный победный клич. Над темными кронами джунглей в той стороне, где расположена плантация, поднимается к небу широкое зарево.
15
Долгое время плантаторы провинции Уэллсли
Кули смеются.
Малайские крестьяне серьезно покачивают головами. Плантаторы тоже качают головами и, кажется, не особенно, расстроены.
Гопкинс и Паркер утверждают, что видели в ту ночь зарево пожара над рекой.
Ван Ромелаар якобы предчувствовал «что-то такое». Браун ходит насупившись и избегает встречаться с остальными.
— Как бы там ни было, — говорит Робертс, снова приехавший однажды под вечер с визитом к Шаутеру, — это все-таки ужасно, что Джонсон заживо сгорел вместе со своим домом. Представляю себе, как кругом валит дым и сыплются искры, и ты соскочил с постели и со сна не разберешь, что к чему, бррр!
И он прибавляет:
— Обоих надсмотрщиков разыскали только через два дня под обломками на пожарище. Бедняги! Выпили, наверно, лишнего.
— А как, собственно, возник пожар?
— Черт его разберет! Поговаривают о каком-то индийце; Джонсон вроде велел дать ему плетей за то, что тот пытался сбежать. Но во второй раз он все равно удрал.
Шаутер вздрагивает. Отхлебнув стоящего перед ним горячего чаю, ставит чашку обратно на стол, смахивает с бороды несколько капель и говорит:
— Ну, это, конечно, все вздор.
Взгляд Робертса скользит сквозь открытое окно по ровной площадке перед домом и падает на ряды кофейных деревьев, стоящих на одинаковом расстоянии друг от друга, словно их сажали с помощью линейки и циркуля. Между стволами то и дело показываются малайцы, несущие тяжелые, полные до краев корзины.
— И все же странно, как это огонь мог распространиться с такой быстротой, — произносит он.
— Перед этим целый день не было дождя, — отвечает Шаутер.
— Говорят, у Джонсона был изрядный запас керосина.
— Да. Весь инструмент сгорел. Расплавились даже кирки и пилы.
У окна появляется малаец.
— Дай-ка на пробу! — кричит Шаутер.
Рабочий берет из корзины пригоршню напоминающих вишню плодов. Шаутер разглядывает их, а затем подносит к глазам Робертса. Тот кивает, Шаутер говорит:
— Вот это урожай!
Вернувшись вместе с гостем к столу, он спрашивает:
— Так, значит, доклад о случившемся уже отправлен губернатору?
— Нет еще. Сначала пришлось отвезти почти всех надсмотрщиков в сингапурский госпиталь. Некоторые из них в тяжелом состоянии. Сейчас хотят дождаться их показаний. Начальник округа, как будто двоюродный брат Джонсона, на прошлой неделе направил на плантацию ирландца с его солдатами. Правда, спасти им уж мало что удалось.
— Рабочие, наверно, все разбежались
— И прихватили с собой все, что им приглянулось. Погонщики тоже исчезли вместе со своими быками. По-моему, единственное, что уцелело, — это катер. Начальник округа пока что конфисковал его.
Несколько минут Робертс сидит с отсутствующим взглядом.
— Никак у меня не идет из головы эта история с избитым индийцем, — произносит он наконец.
И вдруг обращается к Шаутеру:
— К тебе ведь прибежал кто-то тогда ночью?
— Кто? Когда?
— Какой-то индиец. Мы с Ромелааром как раз сидели у тебя.
Шаутер скрипит зубами, но не отвечает ни слова. Немного погодя Роберте замечает:
— Похоже, что Даллье теперь крышка.
— Говорят, у него есть брат где-то на Суматре — тоже дурак, помешавшийся на каучуке!
— У голландцев?
— Да, в комитете говорили о нем. Кстати, Союз плантаторов собирается закупить в Сингапурском ботаническом саду все семена каучукового дерева и…
Шаутер делает движение, словно выбрасывает что-то.
— Жаль добра, — говорит Робертс.
— Да ты в своем уме?
— Нет, я просто подумал… Сперва затратили столько денег и трудов…
— А кто их просил — мы, что ли?
Робертс качает головой.
— Это я так, к слову пришлось.
И, помолчав, продолжает:
— Пусть себе возится со своим каучуком на Суматре! Лишь бы здесь его не было!
— Ты только одного не забывай, Бен, — неожиданно говорит Шаутер, — Суматра тоже недурной уголок, и наш брат английский плантатор туда еще доберется!
Малайцы называют этот остров Андалас. Его площадь — четыреста пятьдесят тысяч квадратных километров. В конце XIII века на нем побывал Марко Поло; тогда здесь было восемь крупных государств, в которых господствовал ислам. Название «Суматра» впервые встречается в записях монаха-минорита Одериха из Порденона, путешествовавшего в 1330 году.
Когда двести семьдесят лет спустя голландцы под командованием Корнелия Хаутмана высадились на острове, его территория делилась уже только на три зоны: южную, называвшуюся Батангарией, среднюю — государство Манангкабау и северную — Тана-Батта. Голландцы сначала заняли западное побережье и выстроили там многочисленные торговые фактории, крупнейшая из которых выросла в колонию Паданг.
В течение двух столетий голландские фирмы, объединенные в 1602 году Иоганном ван Ольденбарневельде в Нидерландскую Ост-Индскую компанию, грабили страну и ее жителей. Долгие годы компания была крупнейшим, экономически наиболее мощным и самым четко организованным колониальным торговым предприятием во всем мире. Она создала разветвленный военный и дипломатический аппарат. Неустанно приумножала свое богатство, заключая договоры и развязывая войны, сумела добиться охраняемой законом монополии на торговлю в Ост-Индском архипелаге. Заставляла туземцев выращивать определенные культуры и использовала свою монополию в качестве средства безраздельного господства на островах.