Охотники за каучуком
Шрифт:
Шарль, чье волнение возрастало с каждым шагом, на мгновение остановился и окинул взглядом ансамбль сооружений, раскинувшихся амфитеатром над лужайкой. Здесь были конюшни, склады, сахарные и масляные давильни. А еще — птичий двор, стойла, ткацкие, каретные, столярные мастерские… На отшибе стояла кузница. В гимнастическом зале — да-да, имелся и он! — с веселым криком упражнялись на снарядах ребятишки. И посреди всех этих построек, крытых коричневой от солнца и дождей дранкой, так прекрасно сочетавшейся с тенистой зеленью, возвышался жилой дом.
Эта колоссальная
В тени открытой веранды висело несколько гамаков из белого хлопка. Некоторые были заняты — наступил час сиесты [141] .
Молодому колонисту с трудом удалось заставить себя сойти с места. Он тяжело двинулся к дому, шепча:
— Сколько горя принесу я сейчас в этот рай!
141
Сиеста — послеобеденный отдых в жарких странах.
Шарль бросил взгляд на приунывших, как и он, спутниц, махнул им ободряюще рукой и первым вышел на открытое с восточной стороны пространство.
На звук его шагов из гамака стремительно поднялся молодой человек с непокрытой головой, одетый в рубашку из фуляра [142] , отбросил прочь сигару и удивленно воскликнул:
— Шарль!
Они крепко обнялись.
— Неужели ты, Шарль? Что случилось?
— Анри!.. Произошло несчастье.
— О Господи! — Старший из братьев смертельно побледнел.
142
Фуляр — тонкая и легкая шелковая ткань.
Услышав их голоса, увидев трех незнакомых женщин и приближавшегося Ангоссо, за которым следовали негры-гребцы, к лужайке сбежались все, кто был дома. Робен-отец, несмотря на свои шестьдесят пять лет, по-прежнему стройный и энергичный, выглядел импозантно. Белоснежные волосы и борода придавали ему величественность патриарха. За ним спешили жена, до сей поры счастливая мать, чьи прекрасные благородные черты выражали сейчас некоторую тревогу, и девушка, поразительно походившая на супругу Шарля.
Молодой француз отчаянно сжал в объятиях мать, отца и невестку, а те не осмеливались нарушить молчание.
— А где Эжен и Эдмон? — наконец спросил серингейро брата.
— Два дня назад ушли на золотую россыпь.
— Жаль, что их нет, потому что нам придется устроить семейный совет… он же — военный… Но, прежде чем я начну рассказ об обрушившихся на наши головы ужасных несчастьях, позвольте исполнить долг вежливости. Хочу представить вам своих спутниц, которым я уже от вашего имени обещал оказать гостеприимство. Они жертвы той же катастрофы, что разрушила мое счастье. Разлученные против воли со своими защитниками, оказавшиеся за две тысячи
— Конечно, сынок, — с достоинством ответила госпожа Робен, протягивая гостьям руку. — С вами негры, значит, вы поднимались по Марони в пироге. Наверное, валитесь с ног от такого перехода. Прежде всего вам нужен отдых… Пойдемте, покажу вам комнаты.
Тем временем мужчины и жена Анри, приходившаяся, как, вероятно, помнят читатели «Гвианских робинзонов», сестрой жене Шарля, прошли в большую гостиную.
— Шарль, — резко начал Анри, — я сгораю от нетерпения и тревоги, отец не решается тебя расспросить… Рассказывай скорее… Ничего нет ужасней неизвестности.
— Так вот! Плантация моя разграблена и сожжена беглыми каторжниками, я совершенно разорен.
— И все? Это не так страшно, ты же умеешь работать.
— Да, это не так страшно, как то, что я расскажу дальше.
К этому времени вернулась госпожа Робен и села рядом со своей невесткой Люси.
— Все мои рабочие и их семьи погибли либо разбросаны по свету… Бедные наши бони, преданные друзья суровых дней…
— Что еще? — Анри задыхался от волнения.
— Мери и дети во время пожара исчезли. Их увели каторжники, а потом они попали в руки бандиту!.. Подлому негру, который держит их заложниками.
Услышав страшную новость, женщины застонали, а мужчины — отец и сын — едва удержались от крика.
— Тысяча чертей! — воскликнул Анри, поднявшись во весь рост. — У нас хватит оружия и сил, чтоб смести с лица земли это осиное гнездо, бандитское логово, а самих негодяев уничтожить, как бешеных зверей.
Спокойный, как старый лев на отдыхе, отец почувствовал вдруг, что в нем проснулась неукротимая ярость.
Его бледное под слоем загара лицо покраснело от негодования, в черных глазах блеснула молния.
Усилием воли он справился с приступом гнева и прерывающимся голосом осадил сына:
— Спокойней, Анри! Подожди. Прежде чем думать о мести, поговорим о том, как их спасти. Пусть твой брат расскажет все до конца… Говори, Шарль. Со всеми подробностями. Чтобы что-то решить, надо знать как можно больше.
Никто ни разу не прервал Шарля, пока он вел свой горестный рассказ срывающимся неровным голосом.
Даже женщины, привыкшие уже давно к тяжким ударам судьбы, осушили слезы и сдерживали рыдания.
Уверенные, что мужественные и сильные робинзоны найдут выход, они ожидали, пока скажет слово глава семьи, сумевший к этому времени справиться с собой.
— Несчастье велико, — произнес он наконец, — но ничего непоправимого на свете нет. В конце концов, пока нужны лишь деньги.
— Но какие! Миллион! Отец, вы понимаете, что это такое? Откуда взять миллион наличными здесь, в краю, где крупные сделки чрезвычайно редки?
— У меня сейчас килограммов пятьдесят золота в слитках. Я собирался вскоре отправить их в банк. С золотых россыпей мы без труда получим за месяц еще шестнадцать — семнадцать килограммов. Вот уже двести тысяч на первый взнос.