Охотники за каучуком
Шрифт:
Достаточно двух слов, чтобы объяснить читателю: появление маленького отряда было столь же неожиданное, сколь и несвоевременное — увы!
Шарль Робен, не дождавшись Диего в карбете на Тартаругале и не зная, чему приписать это необъяснимое отсутствие, понял, что в деревне произошло что-то необычайное, и решил отправиться туда немедленно.
Одно из двух: или нападение на деревню, произведенное отцом, удалось, и тогда он ничем решительно не рисковал, так как его враги должны были быть разбиты. Или же похищение его жены и детей не удалось. В таком случае подкрепление, которое он мог оказать своим маленьким отрядом, неожиданно явившимся на выручку,
Руководствуясь этими мыслями, он спешил, насколько мог, и прибыл на то место, где стояла деревня, а теперь курились обгорелые развалины, как раз в тот момент, увы, когда Диего только что собрал вокруг себя остатки подчиненных.
Растерянность негров, пепелище на месте хижин, отсутствие старика Робена и его верных сподвижников — все говорило за то, что экспедиция его отца удалась.
Но у него не было времени поделиться этой радостью со своими близкими. Бешеная злоба, какую проявили негры, уцелевшие от погрома, заставляла действовать немедленно.
Отступать уже поздно. Надо во что бы то ни стало проявить свою силу, иначе всем им грозят ужаснейшие мучения. Впрочем, Шарль не знал, что Фриц и Раймон еще находились в руках бандита. Этого одного было бы достаточно, чтобы заставить его явиться сюда и попытаться во что бы то ни стало спасти их.
Он едва успел приказать своим людям изготовить оружие и построить их полукругом, чтобы не дать окружить себя, как уже рычащая, разъяренная толпа с бешенством устремилась на них.
Негры Диего, возбужденные присутствием своего вождя и желая отомстить за свое поражение, сорвать свою злобу на этих, так поздно подоспевших врагах, кинулись в бой с отчаянным бесстрашием, пренебрегая не только опасностью, но и самой смертью.
Первый же дружный залп заставляет их отступить. Но зато и индейцы, вообще мало привычные к огнестрельному оружию и не обладающие дисциплиной негров бони, начинают стрелять, почти не целясь, с нервозной суетливостью, излишней всегда, особенно в такие моменты.
Вскоре их ружья раскалились до того, что до них трудно было дотронуться; они расстреляли все патроны.
Правда, зато они уложили многих наповал, многих ранили, но и выстрелы негров тоже выбили нескольких из их строя.
Четверо индейцев убито, эльзасец ранен пулей в плечо и потому вынужден драться своим ружьем как палицей, благо правая рука его еще невредима. Раймон ранен картечью в бедро и едва может держаться на ногах. Из числа белых только Шарль, Фриц и Маркиз пока еще остались невредимы.
— Взять их живыми! — приказал Диего властным голосом, покрывающим нестерпимый гам, шум и вой, сопровождающие битву. — Слышите, живыми! Не то я размозжу голову первому из вас, кто убьет хоть одного из них! Что касается индейцев, то перебить их всех до последнего!
С этими словами он сам кидается вперед, не щадя себя, во главе небольшой кучки человек в тридцать, опередив на несколько шагов главные силы своей армии.
Несчастным европейцам приходится теперь защищаться каждому против пяти или шести человек негров, самых сильных и самых смелых, которые набрасываются на них с бешеным порывом диких зверей. Напрасно они отбиваются прикладами, с удвоенною отчаянием и решимостью силой, напрасно колят и рубят саблями тех, которые падают под их ударами. Врагов заменяют другие. Наконец, их схватили за руки,
Фриц, падая, невольно восклицает:
— Herr Gott sacrament! ..
Винкельман при этом возгласе вдруг приподнимается и в свою очередь восклицает:
— Да разве ты немец?
— Такой же, как поляки — русские! — отзывается Фриц. — Я — эльзасец!
Тогда взгляд Винкельмана жадно впивается в розовое лицо, в белокурые волосы Фрица, так резко контрастирующие со всеми этими черными лицами и телами лежащих кругом негров, и из уст его вырывается душераздирающий, подавленный крик:
— Боже мой! .. Фриц! .. Брат мой! ..
Тот в свою очередь издает какой-то необъяснимый звук и лепечет:
— Брат мой, бедный, несчастный брат мой.
Но ему заткнули рот, и крепкие веревки лишили его возможности двинуться с места или хотя бы протянуть брату руку. Он остался недвижим, задыхаясь от волнения, которое душит его, с глазами, полными слез.
Но Диего слышал этот крик, и свирепая усмешка скривила его рот, придав еще более демоническое выражение его безобразному лицу.
— Хм! — воскликнул он с отвратительным смехом. — Неожиданная встреча! .. Два брата! .. Как это трогательно! .. На этот раз мы хорошо позабавимся!
Шарль, Раймон и Винкельман также были крепко связаны.
Но Маркиз! .. Где же Маркиз?
Этот лихой малый сумел воспользоваться замешательством, когда внимание вождя и его людей было на мгновение отвлечено первым смертоносным залпом, и успел бежать. С проворством и ловкостью настоящего клоуна и невероятной силой опытного гимнаста, он вовремя подставил ногу двум неграм, схватившим было его за руки, и те с такой силой полетели на спину, что выпустили его. Затем двумя ударами кулаков в живот он освободился от двух других, вцепившихся ему в плечи, отшвырнул их от себя и очутился на мгновение свободным. Пятый негр преградил ему дорогу, но и тот покатился на землю от увесистого удара головой в грудь.
Заметив образовавшуюся в сплошной стене негров щель, Маркиз устремляется в нее так неожиданно, что никто не успевает задержать его. Кто-то на лету наносит ему сабельный удар по ноге, но Маркиз бежит быстрее прежнего. Он несется без оглядки и менее чем в полминуты скрывается из вида.
Это бегство было до такой степени смелым и неудержимым что никто не догадался даже погнаться за ним, все смотрели ему вслед, разинув рты.
— Пусть себе бежит! — засмеялся Диего. — Все равно далеко не уйдет! Кроме того, у нас здесь есть кем позабавиться. Вот эти господа ответят нам за всех. Ну, клянусь адом, я бы и злейшему врагу не пожелал быть в их шкуре! ..
Целые сутки прошли с момента этой тяжелой сцены. Настала ночь. Развалины деревни давно догорели. Кругом безлюдно; вдали виднеются костры, выступающие красными пятнами во мраке, окутавшем землю и становящемся все гуще и гуще. Негры разбили лагерь среди своих полей, под открытым небом.
Человек, с трудом ступающий на ноги, опираясь на длинную палку, показался из-за маниока и осторожно пробрался вперед, тщательно избегая костров, пламя которых могло бы выдать его присутствие.
Он минует пепелище бывшей деревни, причем головни и угли хрустят то тут, то там у него под ногами. Осмотревшись кругом и определив местоположение по звездам, он направляется на север и четверть часа спустя подходит к ручью шириною около десяти метров.