Охотники за курганами
Шрифт:
Наконец граф обернулся. И сразу заговорил:
— Не знаю, что творят наши политиканы в своем навозном парламенте! Мне приказано отозвать весь военный флот от берегов Америки! Снять с сей нашей колонии торговую блокаду! Я подчинюсь! Я сниму блокаду! Но куда теперь я размещу десять фрегатов и двадцать пять десятипушечных шхун? Когда такое тупое решение принимается политиками, надо же сразу принимать решение о новом театре войны! А с Испанией, видите ли, — мир! Турки притихли в своей средиземноморской луже и не хотят поднимать янычар супротив России!
— Матросы бузят, — более тихим голосом сообщил купцу граф, — их же пришлось лишить боевой добавки к жалованию. И лишней стопки рома. Вернуться в порт Плимут или в Саутгемптон никак нельзя. Матросов и боевого десанта на моих кораблях — двадцать тысяч человек. Они загадят все побережье и на полгода ввергнут Англию в хаос пьянства и непотребства!
— А что говорит король? — тихо вопросил купец.
— Король? Король безмолвствует в своей летней резиденции. Он подписывает не глядя все бумаги, что ему суют с утра. Ибо после полного восхода солнца король Англии пьян, как боцман, который услал всех матросов на берег, а сам остался сторожить их сундуки!
Купец на это беспринципное заявление смолчал. Он неспешно раскуривал огромную сигару, свернутую на колониальном острове Куба, числящемся за португалами.
Сигара пыхнула. Купец выпустил струю терпкого и сладкого дыма, прищурил глаз.
Потом, выпустив на огромный кабинетный глобус графа вторую струю дыма, купец задумчиво сказал:
— Хотите, мы устроим вам, граф, дело в Нидерландах?
Граф удивленно поднял голову:
— В этом грязном мешке? И нищем, к тому же? Зачем?
— Но вы же ищете дела.
— Разметать Нидерланды — на это дело потребны всего три фрегата и десять боевых шхун. Остальных — куда?
— Не знаю, — лениво сказал купец, — ну, пустите на дно. Пора оживить вялое производство новых боевых кораблей империи.
Любому другому человеку, исключая короля, за такие слова граф мог бы прострелить поганый рот. Этому — не прострелишь. Ах, если бы коричневый купец имел дело только с деньгами!
Но ведь вот как бывает — он имеет дело больше с бумагами, а не с деньгами. И если сейчас начать молиться, он будет молиться отличительно от графа. Ибо граф истый англиканин по церкви, а тот, в коричневом, нагло занявший его кресло и стол, — католик! И мог бы быть вынесен избитым из имения графа, ежели бы не одна бумага. И та бумага, кою граф зрел самолично, а теперь имел даже в потайном бюро ее копию, гласила, что его предок стал графом при мятежнике Кромвеле, истово убивая католиков. Но когда на трон вернулся король, предок графа Мальборо сумел доказать его величеству, что он — в вере тверд и полностью верит тому богу, коему верен сам король. И начал резать протестантов.
Попади эта бумага в руки нынешних парламентариев, от графа и его родни останется в этом мире только последний стон в тюрьме Тауэра.
— У меня же к вам малое дело, граф, — скучно
— А как?.. — начал было вопрос граф, но сам и замер с недоговоренным словом.
Ответ граф знал! А как хочешь. А как сумеешь. А сколько и кому заплатишь! А как быть, если русские попрут тебя из Амурского устья? На какую войну списывать потери? И, наконец, где взять карты восточной окраины Сиберии?
Боже! Покарай всю римскую церковь и адептов ее!
Купец медленно поднялся из-за стола, бесшумно топча восточный ковер на полу, прошел до двери. Граф остался стоять возле глобуса, кусая ногти. И признавая при том кусании, что демонстрирует еще один признак своего низкого происхождения — самозваных дворян Кромвеля!
— Ваш молниеносный рейд на Амур, граф, возбудит Россию на переброску войск из европейских своих пределов за Урал-горы. Что позволит нам немедля развязать руки и сплотить супротив Тартарии всех еуропейцев. Да и турки осмелеют… Что, никак страшно тебе, сын мой, лезть в большую политику? — не оборачиваясь, спросил купей. Но, не дождавшись ответа, толкнул дверь и вышел. Граф Мальборо в бешенстве швырнул об пол графин с вином. Ему было страшно.
После обеда лорд Манчестер, граф Саутгемптский, Суссекский и князь Ганноверский, имевший близкие родственные и дружественные связи с королем Англии, высыпал в сундук в подвале своего лондонского особняка десять фунтов золотой монетой, доставленной самолично графом Мальборо.
Просьба его, графа Мальборо, добиться у короля подписания распоряжения о разведывательных и при случае — военных действиях на самом востоке Сибири, у границ государства Син, лорда Манчестера не удивила. До него доходили слухи, что в Сиберии много золота и серебра. И если граф Мальборо хочет за государственный счет пограбить неизвестные миру кладовые, и пограбить с умом, это будет прибыльно всем. И королю, и лорду Манчестеру.
Король подписал бумаги военного флотоводческого министра, графа Мальборо, поданные родственником, поинтересовался, какая нынче в Лондоне погода, сел в коляску и поехал на звук охотничьего рога. По тугому звуку рога лорд Манчестер понял, что охотники подняли оленя.
Только через три месяца графу Панину, благодаря сребролюбию греческих и французских послов, не гнушавшихся шпионского ремесла, стало известно, что его просьба о двух английских кораблях в Амуре достигла цели.
Обедая с Императрицей и стараясь отвлечь ее от сладких дум про очередного юного полюбовника, первый министр Панин неожиданно сообщил:
— Англы-то, матушка, рашшеперились забрать у нас Дальний Восток!
— Зачем? — раздумчиво вопросила Екатерина.