Охотники за курганами
Шрифт:
Полоччио задохнулся от изумления и гнева.
Как-то, записавшись на время офицером в армию принца Конти, он присутствовал на заседании штаба армии, где главный квартирмейстер точно такими же по смыслу и гневу словами измочалил принца до судорог. И вот сам Полоччио почуял то, что наверняка почуял тогда принц. Тогда принц тотчас выгнал всех из палатки и прямо под особым столом со штабными картами присел по великой нужде…
Полоччио шагнул вперед, приобнял майора за плечи:
— Маршрут Тоболеск — озеро Алтынколь — город Кяхта! — быстро объявил он. — Его рассчитать на год движения. Опосля возможно продление экспедиции еще на год… Людей и тягловую скотину
Но майор неуверенно и пьяно схватил Полоччио за рукав дорогого камзола:
— Хочешь живым пройти по Сибири — доверься мне! И никому более! А я — доведу! Только больше не командуй тут — когда выходить! А то выйдем… в куену маену етину мереметь!
Гербергов силой оторвал майора от Полоччио, строго кивнул тому и вытолкал майора в сени.
Не озаботившись накинуть за ушедшими заплот на двери, Полоччио мелкими шажками пробежал мимо кухни и, не ведая как, но очутился в нужном чулане.
Глава 11
Неспешно закончив манипуляции в клетушке, провонявшей мочой до бревен, Полоччио кликнул своего повара-франка и велел затворить все двери в фактории.
От огромного физического облегчения, насвистывая вольный мотив венецианского галантелло, Полоччио прошел в свой кабинет и теперь основательно принялся за карту.
Придавил ее углы тяжелыми предметами. У оббитой волчьими шкурами скамьи свисали до полу волчьи лапы. Полоччио нащупал у дальней лапы утолщение, взрезал его складной испанской навахой, всегда спрятанной при себе. Тяжелая золотая фигурка оленя, так счастливо выручившая и направившая его жизнь, стукнулась об пол. Полоччио поднял фигурку и поднес к столу. Прежде чем приступить к отысканию такого же оленьего профиля на карте, как тому учил покойный русский купец, Полоччио неожиданно встал на колени и забормотал чуть слышно: «Пресвятая Дева Мария! Укажи мне верный путь к процветанию и изобилию!»
Полоччио поднялся с колен и тут же бухнулся обратно:
— К процветанию и изобилию святой Церкви… вашей! Амен!
Теперь можно было свободно заняться картой и оленем.
Фигурка оленя, изумительно гладко и чисто вылитая в доброй ювелирной форме, напрягла в душе Полоччио некую благоговею. Задние ноги золотого оленя были откинуты назад, левая передняя подогнута, а правая передняя нога далеко и прямо выброшена вперед.
Полоччио взял со стола оправленное в бронзу увеличительное стекло. Осмотрел ту, правую ногу зверя и лишний раз убедился, что русак купчина не врал. Копытце животного оказалось прямо в литье изготовлено раздвоенным! Этакой меленькой буковкой V! Для людей понятливых ясно, что сия выемка, если ее правильно приложить к верному месту на карте, обязательно укажет, где именно следует искать клад, что в древности собирали сибирские народы, дабы потом передать его богам.
Каким богам, за что — богам, Полоччио не стал морочить голову. Он же тоже клятвенно обещался все найденное в Сиберии отдать Бог святой и правой католической Церкви! Тут разносмыслия нет!
На то, что миниатюрная нога золотой фигурки являлась маркером, указывало и то, разглядел под сильным увеличением ученый посланник, что в колене она ловко и неприметливо как бы выворачивалась. И, ежели положить золотую фигурку животного на правый бок, правая же нога вывертом своим, а главное — раздвоем копытца плотно ляжет на плоскость карты. А в раздвое копытца появится точка, куда и будет стремиться Джузеппе Полоччио со своим русским отрядом.
То, что могло совпасть на карте с фигурой золотого оленя, могло не совпасть
Полоччио снял с себя плотный бархатный камзол, раздышался, быстро приседая. Потом накинул старый халат и стал толкать золотую фигурку по карте, вдоль Алтайских гор. Ибо здесь, как учили его в тайной школе иезуитов, проходила самая богатая жизнь древних.
Даже в государство Син Полоччио залазил мерять оленя с вычурностью картового рисунка, пока наконец не вернулся на алтайскую землю. А вернувшись, вдруг хлопнул себя по лбу, схватил бокал с вином и залпом его опустошил.
Близко к концу дуги Алтайских гор синело ломким изгибом озеро Алтынколь. Его очертания сразу бросились в глаза Полоччио, когда он добыл карту из тубуса и впервые развернул ее.
Вот почему тогда, желая быстро отвязаться от назойливого ссыльного майора, Полоччио пришлось частично раскрыть маршрут движения, назвать это озеро, Алтынколь, вместе с Байкалом! Назвал, чтобы отвязаться, а на деле — вот оно как вышло… Бог или дьявол так подсунулись под язык?
Ведь Полоччио как предвидением был обмахнут! На древней карте название озера, как и остальные названия, было подписано тюркским словом, а в скобках давалась латинская его транскрипция.
Алтынколь. ( Aurum aqua — на латинице). Золотое озеро.
Полоччио дрожащей рукой положил фигурку оленя на правый бок. Получилось. Фигурка точно легла на синюю краску карты, обозначающую водоемы и реки. Золотой олень лег, накрыв собою все озеро. Две прямые задние ноги оленя были как бы реками, втекающими в озеро. Рога оленя — большим и узким озерным заливом. А передняя правая нога своим раздвоенным копытцем как раз ложилась на точку карты, которая показывала место, откуда из Алтынколя вытекала река, впадающая в очень большую реку с названием Ас (Ов — на латинице).
Там, по всем приметам, и должны быть спрятаны неисчислимые богатства этой огромной и фактически ничьей страны.
Полоччио, отчего-то с ревностью прожженного авантюриста, вдруг зло подумал о сильных, но подлых мозгах своих хозяев — иезуитов. Он резко пнул дверь, сорвав внутренний запор. Крикнул в узкий коридор:
— Вина!
Когда немой франк принес горячего вина, Полоччио стал огромными глотками пить приятную темную жидкость. А между глотками говорил немому слуге:
— А кто считал — сколько там золота? Сколько серебра? Сколько драгоценных камней? А кто все это богатство станет делить? Я! Я стану делить! Я стану решать — что отдать Церкви, что оставить себе, а что — отдать рабам, идущим со мной! Тебе, безъязыкая франкская скотина, я куплю кабак в центре Парижа! Живи тогда и радуйся звону монет! Говорить, конечно, хорошо, но раз ты можешь только слышать — и за это молись мне! А потом — своим богам! Иди и грей еще вина!
Когда Полоччио с недопитым бокалом вернулся в кабинет, плотно прикрыв дверь, немой франк, направляясь на кухню, быстро, но не совсем внятно, со злой гримасой на лице прошепелил: «Порка бамбиссимо!»
Ибо был он не франк, а сицилиец, и никто не догадался проверить наличие во рту его языка. Половина языка, даже чуть больше, явно болталась во рту сицилийца, коего орден Христовой Церкви покарал, было, вечным молчанием за доносительство властям, но в последний момент наказание уменьшил.