охранники и авантюристы
Шрифт:
Все вышеуказанные мною боевики по новосформированной мною организации поступили в таковую в разное время в течение 1909 года. Так как партии спешно требовались паспортные бланки, я, по предварительной лично мною произведенной разведке, командировал боевиков в волостное управление в дер. Рендзины, невдалеке от Ченстохова конфисковать паспорта, что и было выполнено.
Как-то вскоре после моего приезда в Ченстохов в 1908 г. я, проходя по предместью города Остатний Грош, встретил бывшего боевика, старшего «шестерки», которого знал с 1907 года, Франца Сухецкого, рабочего фабрики Мотте. По старому знакомству я просил его дать мне хороших людей в боевую организацию. Он ответил, что у него такие люди имеются, и он меня с ними познакомит. В указанное время я должен был зайти к нему на квартиру на свидание. В этот день, вернувшись с разведки на волостное управление в {406} Рендзинах, я направился к нему, но на Краковской улице я почувствовал какой-то страх и слабость и к Сухецкому тогда не пошел, а лишь через два дня. Он меня предупредил, чтобы я был осторожным, так как в воскресенье
В это время я установил, что пом. пристава - Арбузов, которого было велено убить, по праздничным дням ездит на прогулку верхом с городовым или двумя в Яскровский лес. Взяв с собой боевиков и войдя в лес, я расставил их цепью вдоль шоссе и приказал Яну Баляге произвести выстрел, когда Арбузов поровняется с цепью боевиков. Я думал, что Арбузов, который всегда ехал полным ходом, услышав выстрел, остановит лошадь, и мы в это время сможем его и городового взять на прицел и пристрелить. Баляга выстрелил лишь, когда Арбузов поровнялся и даже миновал его. Выскочив с маузером на шоссе с боевиками, я открыл пальбу по Арбузову и городовому. Нашими выстрелами была убита лошадь под городовым и Арбузов ранен в ногу, но оба они скрылись в дом лесника. Мне пришлось с боевиками обойти город лесом. Мы вышли в деревню, и там у знакомых одного из боевиков мы переночевали.
На второй день я направился в город. Придя в предместье Остатний Грош, я велел боевикам идти по домам, а сам с инструктором Балягой в 5 часов пополудни направился на квартиру Сухецкого на свидание, назначенное как раз в этот день. В квартире жены Сухецкого не было, а только ребенок в колыбели. Сухецкий заявил, что человек, которого я хочу видеть, придет на луга около фабрики Пельцера и что мы {407} должны идти туда. Он стал одеваться и сказал, что жены его нет дома, а он пойдет за хозяйкой дома, которая возьмет к себе ребенка. Мы с Балягой сказали, что подождем его во дворе дома. Только что все мы трое вышли на площадку лестницы, которая без поворота из входных дверей дома, и только я сделал шаг на лестницу (дом был двухэтажный), как снизу по нас даны были два выстрела. От пуль меня обсыпало известкой со стены. Я моментально вскочил обратно в квартиру. То же самое сделал Ян Баляга и Сухецкий. Из дверей комнаты, держа маузер в руках, я увидел высовывающуюся в дверь из-за стены голову стражника и его руку с браунингом. Началась пальба. При мне и Баляге было по одному браунингу и маузер, к ним около 100 патронов у каждого. Когда началась стрельба, Сухецкий, схватив ребенка на руки, стал на коленях умолять меня прекратить стрельбу и пропустить их с ребенком на лестницу, так как он сдастся добровольно. Видя его плачущим с ребенком на руках в момент, когда Сухецкий находился в таком же положении, как и мы, мне и в голову не пришло, что измена могла исходить от самого Сухецкого, и я спокойно пропустил его на лестницу. Он спустился, и городовой, стоявший у дверей дома, не тронул его и пропустил с ребенком во двор дома.
Мы с Балягой продолжали стрельбу; я у дверей, он из окна дома, причем Баляга сказал мне, что нам сегодня конец и чтобы я даром не расстреливал патронов. Выйти нам из этого дома можно было лишь в одну дверь и окно, которые сильно обстреливались. Сойти вниз по лестнице было нельзя. Я спросил «Стефана», Балягу,- много ли полиции на улице. Он ответил, что много, но из окна нам тоже нельзя ничего было сделать, так как с правой стороны, вдоль улицы, его сильно обстреливали из винтовок и браунингов. Видя бесполезность и бесцельность борьбы, я попросил Стефана стать у дверей, а сам взглянул в окно и увидел, что направо на улице стоят с винтовками стражники и у самой стены, у ворот одного дома, как потом оказалось, начальник земской полиции Лебедев, который из браунинга обстреливал окна. Я сказал Стефану, что попробую убежать через окно. Он ответил, что меня убьют. На это я возразил, что иного выхода {408} нет. Я стал у окна на колени, так как голову нельзя было высунуть в окно. Там только слышался треск и вой рикошетных пуль. Затем я высунул маузер в окно и по направлению к полиции открыл частую стрельбу. Этим я согнал их с улицы в ворота домов и мог сесть на окно. В момент, когда один городовой, стрелявший из винтовки, был моим выстрелом загнан в ворота дома, я соскочил вниз на улицу и прямо через улицу в переулок, а затем через огороды и поле к линии железной дороги, ведущей в Раков, и вбежал в лес. Там еще была слышна пальба по дому, где остался Стефан.
Пробежав лес, я вышел в поле, а затем добрался до деревни Канониска, где и ночевал у знакомого крестьянина-контрабандиста. На второй день к вечеру вернулся в город, где и узнал о смерти покончившего с собой Яна Баляга - «Стефана». Одновременно бежать нам из дома было нельзя, так как это повлекло бы за собою верную смерть нас обоих. Когда я выскочил из окна, полиция не могла ввиду стрельбы Стефана броситься за мной мимо этого дома, в переулок, а ей пришлось сделать круг через дворы других домов. За это время я исчез; Стефан, как оказалось, также бежал из этого дома, но не знал плана города и потому
Оказалось, что нас выдал полиции Франц Сухецкий. Как только мы вошли в дом, сейчас же были окружены восемнадцатью городовыми с начальником земской полиции Лебедевым. Полиции было приказано без всяких рассуждений стрелять в нас. В измене этой принимал наравне с Сухецким участие и тот человек, которого рекомендовал Сухецкий, и я решил принять его в боевую организацию! Фамилию его за-{409}был, но он был занесен мною в общий список шпионов, который и был сдан в партию. Франц Сухецкий с семьей был куда-то выслан полицией, скрылся и разыскан боевой организацией не был.
Как-то в одно воскресенье боевики, проходя по Краковской ул., встретили городового, скандалившего с людьми, и они из мести за убитого «Стефана», Балягу, выстрелами убили его.
В тот же день ко мне на квартиру по Варшавской ул. к Антону Пецуху пришел боевик Павловский. В разговоре он заинтересовался - ночую ли я на этой квартире, которая, по его мнению, очень удобна для меня, так как в случае чего-либо опасного для меня можно бежать во все стороны. На этой квартире я ночевал всего лишь одну ночь, когда прибыл из-за границы в Ченстохов и больше ночевать боялся, но ответил Павловскому, что именно здесь ночую. В ту же ночь дом был оцеплен солдатами и полицией, и в квартире, где я бывал, произведен обыск солдатами. Мое подозрение пало на Павловского, который ходил к приставу Татарову. Павловский был убит боевиком Яном Собчиком в своей же квартире.
Не знаю, по какой-то причине член штаба боевой организации Арцишевский, по кл. «Станислав» и «Марцин», был устранен из штаба боевой организации, и дела организации пришлось вести непосредственно с членом штаба боев. организации Владиславом Денель, кл. «Аграфка».
Мне иногда по делам боевой организации приходилось уезжать из Польши в Краков. Тогда я проходил границу вблизи Герб или Сосновиц с контрабандистами. Остановился по делам организации на квартире у Денеля в Кракове, и там было решено убить в Ченстохове пристава Татарова и, насколько удастся, его помощника Арбузова после разведки канцелярии участка, взорвав бомбами весь участок. По разработанному мною плану необходимо было в участок одновременно бросить две бомбы: с одной проникнуть воротами дома и бросить в окно участка со двора, со второй надо было, под предлогом дела открыть дверь в канцелярию и бросить бомбу туда. Остальные боевики должны были стоять на {410} улице в сторону Огродовой ул. и, если придется, обстреливать из маузеров участок, если кто попытается бежать за нами или же погонятся живущие невдалеке от участка солдаты из кордона пограничной стражи. Место отступления боевиков было очень удобное: сразу же с Петроковской ул., на которой стоял участок, через Огродовую и дворы домов на Краковскую, а оттуда куда понадобится. Для этой цели были мною потребованы бомбы. Ко мне заезжали в Ченстохов заслуженные революционеры, бывшие в давнее время членами партии «Пролетариат», тт. Феликс Кон и Мечислав Маньковский, кл. «Юзеф», которым из его жизни написана брошюра «У подножия виселицы». Так как трудно было установить, когда можно застать в канцелярии Татарова, то дело это все откладывалось. Я с этим не торопился. У меня являлась мысль, что если получится взрыв сразу десяти или двенадцати фунтов карбонита или динамита, то этот трехэтажный дом может рухнуть. Между тем в нем жили полицейские семейства. Я не торопился, хотя это не исключало выполнения задачи. В конце концов это покушение на участок в исполнение приведено не было.
В прошлом из своей партийной работы в Ченстохове в 1907 году я забыл указать, что, по данным дзельницового комитета (районного) дзельницы [84] Варшавской в Ченстохове, по распоряжению инструктора Альбина, мною и Бертольдом Брайтенбахом и, как мне помнится, Данелем и Виктором Вцисло, по кл. «Кмициц», был убит за шпионаж дворник Ян Цекот. Цекота обвиняли также за выдачу полиции типографии, принадлежащей с.-д. Польши и Литвы.
По ошибочному показанию Тарантовича, Альбином был указан, как агент полиции, молодой человек. Мною, Брайтенбахом, Поважным и Данелем по Огродовой ул. в какой-то праздничный день он был по ошибке убит. После оказалось, что Альбин ошибся в приметах.
[84] Дзельница - по-польски - участок, район. По дзельницам строилась ПСП.
В 1909-1910 годах в Домбровском бассейне из-за слабого развития агитационной деятельности ни в Сосновицах, {411} ни в Домброве боевая организация из-за недостатка подходящих людей сформирована не была. В районе шахты Немцы, в который входили Малые и Большие Стржемешицы, колония Немцы, Феликс и дер. Поромбка, была мною сформирована «шестерка» боевой организации. Старшим был Стефан Мартель, кл. «Яцек», который в то же время был членом окружного комитета партии, второй боевик был по кличке «Алоизы». Остальных же боевиков, ни кличек, ни фамилий также не помню, а некоторых и совсем фамилий не знаю. С этими боевиками я многого не предпринимал по исполнению ими террористических актов, за исключением двух по требованию комитета дзельницы (района) Немцы.