Охранники концентрационных лагерей. Норвежские охранники «Сербских лагерей» в Северной Норвегии в 1942-1943 гг. Социологическое исследование
Шрифт:
Физические привычки – их уровень соответствовал самым низким лагерным меркам…» (27, с. 61–62).
В другом месте он пишет:
«Инстинкт самосохранения определял все взгляды и точки зрения заключенных, за исключением малых детей, с которыми в лагере Бельзен обращались более или менее прилично. Я понял это из историй, рассказанных теми, кто давал интервью. Даже материнский инстинкт мог полностью исчезнуть, в некоторых случаях матери предпочитали посылать своих детей на смерть, а сами не шли с ними… Человеку, впервые посетившему такой концентрационный лагерь, как Бельзен, было бы трудно понять, как люди могли так страдать и так низко пасть, что выглядели не людьми, а какими-то низшими существами. Он подумал бы, что эти люди больны и душой, и телом, и он спросил
В приложении Ниремберски приводит в качестве примеров краткие резюме двадцати различных случаев. Один из примеров – 31-летний поляк, о котором Ниремберски говорит следующее:
«Недостаток еды и хроническое недоедание вызвали апатию и депрессию. Психомоторное торможение было очень характерно: исчезли страх перед смертью (смотри раздел под названием «Трагедии и обыденность»), чувство стыда и чувство ответственности перед другими людьми. Поляк чувствовал себя униженным – «он был политическим заключенным, а с ним обходились как с преступником!» У заключенных сохранился лишь один-единственный интерес – интерес к еде. Они были постоянно голодны, и в последние годы существования лагерей наблюдались случаи каннибализма.
У заключенных была одна главная забота, одна идея фикс – как раздобыть (украсть) еду. Больше ничего не имело для них значения» (27, с. 66).
Исследование Ниремберского было предпринято после освобождения. Совершенно очевидно, что он использует специальную терминологию, к которой мы должны относиться так же, как к терминологии Бруно Беттельгейма. Учитывая эти два обстоятельства, наблюдения Ниремберского могут быть гармонично приобщены к другим наблюдениям, которые мы использовали.
Профессор Давид П. Бодер пишет следующее во вступлении к сборнику интервью с бывшими узниками концлагерей, записанному на магнитофонную пленку:
«Многие личные документы, собранные здесь, дают именно такую картину обратного развития – постепенное съёживание человека до таких размеров, чтобы он вместился в концентрационный лагерь уничтожения. Для описания этого процесса я должен был придумать новое слово – противоположность аккультурации, ибо то, с чем я имею дело – это декультурация личности в массовом масштабе, причем акция эта запланированная и не знающая себе равных» (7).
Имеет смысл закончить описание доходяги, приведя небольшой отрывок из датского исследования феномена истощения.
«У многих развивалось – зачастую еще до соматической редукции – невольное чувственное безразличие, вначале осознанное и неприятное, а затем чисто импульсивное, и лишь у немногих как целенаправленный цинизм. Обычные «сдерживающие центры» цивилизованного человека быстро исчезали, и проступали черты инстинкта самосохранения. Социальное приспособление не действовало…
Главной ментальной чертой изголодавшегося человека было безразличие. Объективные проявления начинающейся апатии были единообразны и в своем развитии первыми признаками общего упадка. Они появлялись, как правило, до соматических симптомов доходяги, но предвещали наступление этой стадии. Заключенный капитулировал перед всякими усилиями, хотя осознавал их значение для собственного здоровья. Он переставал умываться, ходить за своим пайком, не обращался к врачу при появлении абсцессов, пил воду без удержу, несмотря на предостережения, не пытался согреться с помощью движения, возможно, даже не вставал ночью, чтобы испражниться. Эти предапатичные формы выражения прогрессировали равномерно в течение недель или месяцев, пока не достигали такой степени, которая характеризует конечную стадию истощения при этих условиях, именуемую «доходяга», психопатологическая картина которого характеризуется, прежде всего, ярко выраженным снижением и торможением умственных процессов вообще, а также чисто внешней кинетической активности. Рефлекторные реминисценции инстинкта самосохранения
Характер и развитие описанного психического синдрома одинаковы у всех изголодавшихся узников концлагерей. Этот синдром следует считать психическим проявлением общего синдрома голода и выражением функциональных и морфологических изменений мозга наравне с общим упадком жизненных сил организма» (17).
Контроль результатов исследования с помощью одного эксперимента
Источники и результаты изложенного выше материала имеют множество слабых сторон. Мы можем проконтролировать их в некоторой степени при помощи сравнения со знаменитым Миннесотским экспериментом (21). В лабораторию физиологической гигиены в Миннесоте поместили группу людей в 36 человек, отказавшихся нести военную службу, и подвергли их шестимесячному недоеданию. 32 человека из них прошли эксперимент до конца. Вначале в течение контрольного периода в три месяца группа жила в лаборатории, где все ее члены группы подверглись различным исследованиям и измерениям. После этого их в течение шести месяцев подвергли постепенному голоданию. В следующие три месяца они пережили реабилитационный период – также в лаборатории с ограничениями. 12 человек были оставлены в лаборатории еще на два месяца – без ограничений. Еще через 8 и 12 месяцев более половины испытуемых снова прошли исследования. Их средний возраст составлял 25 лет – от 20 до 33-х, рост – 178, 8 см, средний вес – 69,39 кг – от 62,0 до 83,6 кг. Уровень умственного развития группы был очень высоким – примерно как у выпускников факультета статистики в Колумбийском университете в Нью-Йорке, – и намного превосходил средний уровень призывников. Личные тесты показали, что группа находится на нормальном уровне.
Физическая активность, тренировки и исследования занимали у каждого члена группы 48 часов в неделю. Воскресенье и свободное время они проводили обычным образом. Начиная с 10-й недели голодания, никто не мог покинуть лабораторию без сопровождающего, который следил за тем, чтобы участники эксперимента не впали в соблазн купить себе еду.
Потеря в весе составляла в среднем 24 % с вариациями от 19 до 28 %, в зависимости от первоначального уровня до начала исследований. Диета представляла собой в контрольный период обычную американскую еду. В период голодания – в основном картофель, грубый хлеб и большое количество турнепса и капусты кольраби. Цель диеты – максимально приблизить ее к еде, типичной для районов, подверженных голоду в Европе. Вот резюме основных результатов:
Глава 36. Психологические проблемы голодания:
«Миннесотский эксперимент касался воздействия диеты, а не диеты плюс различных факторов, сопровождающих голодание. Исследование только одной независимой переменной в идеале имеет смысл, несмотря на то, что сопутствующие переменные не могут поддерживаться в биологии на таком же постоянном застывшем уровне, как в физике или химии» (21, с. 780).
Очень важно отдавать себе отчет в том, что результаты вышеупомянутого эксперимента имеют для нашего исследования сравнительно ограниченную ценность. Кроме того, Миннесотский эксперимент лишен социально-психологической проблематики. А тот факт, что участники эксперимента в течение почти целого года прожили в группе, остался почти незамеченным. Тем не менее, стоит вкратце осветить наиболее интересные результаты:
Глава 37. Поведение и жалобы в условиях естественно голодания:
Рассматриваются различные случаи голодания и наблюдаются общие черты: безразличие, равнодушие, распад семейных уз, продажа дочерей, оставление детей, рост преступности. Даже среди самых изголодавшихся было много таких, кто предпочел бы хлебу табак и кто обменивал на него свою хлебную пайку.
Глава 38. Поведение и жалобы в условиях экспериментального голодания и в течение реабилитационного периода: