Ок-но

Дегтярев Максим Владимирович

13. Проект «ОК-НО»

Два дня прошли в напряженном ничегонеделании. По словам Яны, из ФСО звонили в среднем раз в неделю, последний разговор состоялся накануне моего прилета, поэтому «до понедельника можно не дергаться.»

Борясь со скукой, я помогал Яне просматривать сводки криминальных новостей по всей галактике за последние три года. Мы искали преступления, расследованные Галактической Полицией. Среди имен офицеров, принимавших участие в расследовании, имя полковника Зейдлица не встречалось. Других имен, имеющих отношение к ДАГАРу, я не знал. Тогда мы перешли к видеорепортажам. В кадр могли попасть ДАГАРцы, которых я видел на Терминале Хармаса. Могли,

но не попали. Яне удалось взломать кое-какие локусы ГП, но и в них не было ни слова о Зейдлице и его команде.

Ларсон анализировал собранные преступления на предмет содержания в них скрытого смысла, — то бишь отношения к квантовой космологии. Он почти что нашел искомое в «Деле о незаконном промысле падающих звезд», прежде чем понял, что Яна подсунула ему детективный рассказ. Я, в свою очередь, подсунул Яне имена астронавтов Стахова и Кастена. В полицейских локусах и в репортажах журналистов они упоминались только в связи с гибелью станции «Телемак-Пи». От начала до конца расследование вел начальник следственного отдела ГП по Сектору Улисса майор Долгопольский.

— Вряд ли он из ДАГАРа, — сказала Яна, просмотрев послужной список майора Долгопольского.

— У него алиби? — удивился я.

— Полное. Сплошные дела о контрабанде. Не хотелось бы думать, что контрабанду антивещества в нашей галактике контролируют инопланетяне. Долгопольский раздает интервью направо и налево — совсем не по-ДАГАРски.

— А о других членах следственной комиссии что ты можешь сказать?

— Ничего плохого…— она отвлеклась от досье и посмотрела мне в глаза. — Слушай, скажи по секрету, почему ты так интересуешься этим делом?

— Есть шанс получить Нобелевскую…

— За укрепление мира с сапиенсами?

— Угу, или с вирусами.

— Не хочешь — не говори. — Яна обиженно передернула плечиками.

— По Великому Мак-Маггу что-нибудь нашла? — переменил я тему.

— Все концы обрываются в фаонском отделении ГП. Официально, убийство фокусника ведут они. СМИшники пока ничего не пронюхали. Никаких интервью, никакой утечки — тьма полная. Ты говорил, что Виттенгеру когда-то предлагали работать в ГП. Может, у него остались там связи? Попросить бы его разузнать, кто в ГП ведет дело фокусника, как ты думаешь?

— Думаю, он бы сам рад узнать, кто забрал у него Мак-Магга. Впрочем, позвони ты ему — он к тебе, по-моему, неравнодушен.

— Эх, — вздохнула тяжело Яна, — если бы ото всех, кто ко мне неравнодушен, был бы какой-нибудь толк…

— То что бы?

— Не осталось бы ни одного нераскрытого дела!

Можно подумать, мужчины Яну интересуют только в узкопрофессиональном смысле.

Яна набрала номер Виттенгера, а я, удалившись к себе в кабинет, открыл досье на Стахова и Кастена.

Тимофей Стахов. 41 год. Астрофизик, доктор философии. Специалист по физике звезд. Научный консультант Главного проект-бюро «Спэйс-Транзит-Инжениринг». До перехода на постоянную работу в Главное проект-бюро — заведующий лабораторией в Институте Астрофизики на Ундине. После смерти оставил жену и двоих детей. Руководство «Спэйс-Транзит-Инжениринг» везде, где только можно, уверяет, что о семье будет проявлена «должная забота». Судебных исков они не хотели, но между тем наковыряли результаты каких-то нейро-тестов, которые, если дело дойдет до суда, можно будет выдать за доказательство психической неустойчивости Стахова. То же самое — и в отношении Кастена с Милном. На последнего возлагалась большая часть ответственности за гибель станции.

Жорж Кастен. 32 года (исполнилось за неделю до катастрофы). Инженер-энергетик. С момента окончания университета работал в «Спэйс-Транзит-Инжениринг»,

сначала — младшим инженером на строительстве Терминала ТКЛ-4010, затем, возвысившись до старшего инженера энергоустановок, — на монтаже 4011-ого. Женат, жена ждала ребенка, когда все произошло…

В досье находился ее снимок: молодая женщина с заплаканным лицом закрывалась руками от камеры. Давать интервью она отказалась. Снимок Кастена был взят из личного дела. Открытое лицо с правильными чертами, слегка вьющиеся светлые волосы, темно-голубые глаза под бархатистыми ресницами. Симпатяга. Был.

Кроме снимка из личного дела, я поместил в досье несколько семейных снимков и видеозапись торжественного открытия ТКЛ-4011, на котором Кастен был удостоен чести стоять рядом с президентом «Спэйс-Транзит-Инжениринг», приехавшим специально на открытие. Президент, видимо, что-то там сглазил, потому что 4011-ый, спустя месяц после открытия, закрыли на доработку. К энергетическим установкам претензий не было, поэтому командировку на «Телемак-Пи» нельзя считать ссылкой за профнепригодность.

Снимок Тимофея Стахова был сделан за три месяца до катастрофы, у него дома. Дети подловил его, когда он, разговаривая по видеофону с каким-то боссом из «СТИ», на другом экране гонял лучеметом игрушечных сапиенсов. Младший сын снабдил снимок пояснительной подписью-цитатой: «Да господин Рампль доклад пачтишто закончен пазваните через полчаса я Очень Очень занят».

Сообщение от Алистера пришло поздно ночью. По некоторым техническим причинам я открыл письмо только в десять утра, когда по привычке проверял все локусы, куда могла бы прийти почта на мое имя.

Алистер извинялся за задержку — по его словам, потребовались сутки, чтобы подобраться к профессору с нужной стороны — «со стороны его совести, а не самолюбия». «К тому же, — продолжал Алистер, — не было никакой уверенности в том, что вы, мой детективный друг, не попали впросак благодаря хитрости и коварству мистера Мартина, по какой-то причине стремящегося поссорить тебя с профессором… впрочем, вы едва знакомы.»

Однако, как потом признает Алистер, «детективный друг» оказался «как это ни странно» прав. Рассвел ничего не отрицал. Он был хорошо знаком с Мартином, их отношения завязались еще в университете. Первые свои статьи Мартин писал по его, Рассвела, наущению, о чем никому не положено было знать, ибо в ту пору противостояние Рассвела и руководства университета достигло критической точки, после прохождения которой кто-то из двоих — Рассвел или Кембриджский университет — должен был погибнуть. После зачисления в лабораторию Нибелинмуса их отношения стали прохладнее, но вновь оживились, как только Мартин пришел к выводу, что в деятельности лаборатории есть некий таинственный аспект. Путь к нему для Мартина по неизвестной причине закрыт. Любопытство в ученом умирает последним (соответствующих экспериментов, со времен академика Павлова, никто, по правде сказать, не проводил), и Мартин решается на ряд не совсем законных «деяний», венцом которых (в смысле незаконности) стала кража кристаллозаписи (see, как говорится, attached).

«Спешу предуведомить, — пишет далее Алистер, — что ничего интересного ты для себя там не отыщешь. Во всяком случае, сапиенсами там и не пахнет. Обрати внимание на заголовок — пожалуй, это единственное над чем стоит поразмышлять…»

Файл открылся. Заголовок:

К ПРОЕКТУ «ОК-НО». МАТЕРИАЛЫ.

Начав, по совету Алистера, сходу размышлять над заголовком, я все же на одном только заголовке не остановился — любопытство, не столь эсхатологическое, как у ученых, влекло меня дальше.