Ок-но

Дегтярев Максим Владимирович

Некоторое время Ларсон с недоумением поглядывал, как Яна то приближается к экрану вплотную, то, пятясь, отходит в самый дальний угол лаборатории. Он раздумывал, стоит ли ее предупредить, что пятясь задом она когда-нибудь…

— Не запнись!

С предупреждением он опоздал. Яна запнулась о кабель и упала ко мне на руки, потому что я только что вошел в лабораторию.

Ощутив себя в неизвестно чьих объятиях, Яна взвизгнула. Готов поспорить, она подумала на сапиенсов.

— Тише ты, сапиенсы услышат, — сказал я, не разжимая объятий.

— Пусти… — она ловко вывернулась и убежала под защиту Ларсона.

— Ну и реакция

у тебя! — одобрительно покачал он головой.

— А за что меня здесь держат! Впрочем, это только на женщин — сам не знаю, почему. Если бы запнулся ты, то, боюсь, я бы не успел…

— Яна, вот то, что ты сейчас делала, — утратив интерес ко мне, обратился Ларсон к девушке, — это… прости конечно… это как называется?

— До того как Ильинский меня схватил, я пыталась найти в таблице какой-нибудь диссонанс, какую-либо деталь, выпадающую из общей картины — эстетическое несовершенство, если можно так выразиться.

— Хью, — говорю я, — дай угольник, я углы промерю.

— Уже промерила, — подала голос Яна. — все прямые. Тут, Федр, не угольник нужен, я внутреннее чувство гармонии. Можешь не волноваться, у тебя его нет. Чувство гармонии мне подсказывает, например, что одна из строк слишком широка. Посмотрите, клеточки с координатами заполнены по-разному — где-то координат больше, где-то меньше. Однако лишь в строке номер девятнадцать в клетке с координатами достаточно свободного места, чтобы поместить туда координаты еще одного детектора. И в соседней клетке с датами тоже есть внизу свободное место. Размеры клеток в остальных строках указывают на то, что составитель таблицы явно стремился сделать их максимально узкими, чтобы, например, сэкономить место. Тот, кто фальсифицировал таблицу, об этом не догадался. Он изъял один детектор, но забыл сузить строку. И это пустое место нарушает теперь предустановленную создателем таблицы гармонию. Согласны?

— В этом что-то есть, — пробормотал Ларсон, разглядывая девятнадцатую строку. — Сектор Улисса, было шесть детекторов, осталось пять.

— И «Телемак» где-то там, — вырвалось у меня.

— Тот, где погибли Стахов и Кастен? — уточнила Яна. — Федр почему-то интересуется их делом, — пояснила она Ларсону.

— Рассказывай всё, — потребовал эксперт.

В нескольких словах я изложил коллегам историю гибели «Телемака-Пи». Рассказал о неоконченном письме Милна и что об этом думают Рассвел и Алексеев. Потом пришлось повторять все в присутствии Шефа, который, впрочем, не проявил особого интереса к «Телемаку». О таблице и о предустановленной гармонии, нарушенной в Секторе Улисса, он сказал, что «это, кажется, интересно». Вдохновленная, Яна потребовала большой экран в его кабинете, чтобы окинуть взглядом всю таблицу разом и не пропустить ни одного эстетического изъяна.

— Ладно, кабинет в твоем распоряжении до… — Шеф посмотрел на часы, — до трех часов. Лично я иду обедать.

— Приятного аппетита, — пожелала Яна и метнулась к пульту, не дожидаясь, когда Шеф выполнит свою угрозу касательно обеда.

— У тебя два часа, — напомнил он и ушел.

— Два десять, — возразила ему вслед Яна.

Без пяти три Шеф застал Яну спящей в замшево-вельветовом кресле. Скинув туфли и приняв позу зародыша, Яна почти целиком уместилась на сидении. За пределы сидения выступала только голова — она лежала на ладони, ладонь — на толстом подлокотнике. На экране с диагональю шесть метров светилась гигантская таблица,

напоминавшая расписание транзитов на Терминале Фаона.

Шеф постоял над девушкой с полминуты, потом крадучись прошел к столу и выключил экран.

— Еще две минуты, Хью, — пробурчала Яна, пытаясь перевернуться на другой бок.

Шеф нажал на интеркоме вызов лаборатории Ларсона и во весь голос произнес:

— Хью, иди буди Яну как обещал.

— Сейчас иду, — совершенно буднично ответил Ларсон.

Вылетев из кресла, Яна первым делом бросилась надевать туфли, тараторя при этом:

— Шеф, это новая методика, Ларсон не даст соврать, погружение образа в подсознание, вызов подавленный ассоциаций, метод переноса применительно к графическим объектам, сублимация сверхчувственного и гештальт-анализ, Ларсон, скажи…

— Яна тебе пора вставать, — сказал вошедший Ларсон, развернулся и вышел.

— Да я, собственно, не против, — растерянно пробормотал Шеф. — Но раз образ уже погружен в подсознание, то доспать, я полагаю, ты можешь и у себя…

— Если Бьярки не занял кресло, — послышалось из-за неплотно прикрытой двери в коридор. Ларсон, оказывается, недалеко ушел.

Бьярки — это метровый (в сидячем положении) медведь из ваты и василькового плюша. Одно время он повадился слезать с магнитно-ядерного распознавателя, где было его персональное место, забираться в Янино кресло и спать там, раскинув лапы. Ежедневная дележка кресла продолжалась до тех пор, пока за дело не взялся я. Медведь и его сообщник отступили.

Справившись наконец с туфлями, пристыженная Яна удалилась к Ларсону выговаривать ему за забывчивость. Затем Ларсону досталось от Шефа, но по другой причине. Пока Яна возилась с таблицей, Ларсон искал на Накопителях Канала хоть какую-нибудь сапиенскую теорию, к которой подошло бы название «ОК-НО». За три дня Ларсон смог ознакомиться едва ли с одним процентом от общего числа проектов как найти и поймать инопланетянина. Название «ОК-НО» ни к одному проекту не подходило. Нетронутым особняком стояли теории, объясняющие, почему инопланетянина нельзя ни найти ни поймать — эти теории Ларсон отложил на потом.

Вечером нас посетил инспектор Виттенгер. Стычку с Галактической Полиции он выиграл, как показали свидетели, техническим нокаутом и теперь чувствовал себя превосходно.

— А, Ильинский! Вернулся! — перегородив весь холл, распахнул он мне свои объятия. — Как отпуск? Что-то ты не загорел…

— На Земле теперь пасмурно, — ответил я, раздумывая, с какой стороны его обойти.

— Ты тут такое пропустил! — продолжал он, принимая левостороннюю стойку. Он знал, что я этого не люблю.

— Меня ознакомили, — кивнул я. Слово «пропускать» для меня теперь имело другое значение. — Я не в форме, инспектор. Идите, разминайтесь на гэпэшниках.

Инспектор хотел возразить, что он уже размялся, но Шеф пригласил нас к себе в кабинет.

— Эти идиоты из ГП все улики поперепортили, — жаловался Виттенгер по сотому разу. — Да, спасибо, на сегодня это последняя…

Шеф наливал инспектору третий последний бокал «Реми Мартина».

— Почему мне так нельзя, — стенал Виттенгер, — понравилось дело — расследую, не понравилось — ну его к матери!

— Jedem das seine. — Говорить бестактности Шеф предпочитает по-немецки. — Тело Мак-Магга вам вернули? — спросил он, поставив бутылку так, чтобы далеко не тянуться.