Окаянный император. Роковое путешествие
Шрифт:
– Хм… Что здесь происходит? – спросил я негромко.
Офицер повернулся на голос. На его физиономии сменилась целая гамма эмоций – от злости, раздражения, что его отвлекают от приятного дела, а закончилось все изумлением.
– Я повторяю, господин лейтенант, что здесь происходит? – в моей душе забитого ботаника, над которым регулярно издевались одноклассники, поднимался вал возмущения. Вид взрослого мужика, которого бьют по лицу, а он стоит навытяжку и даже не пытается защититься, всколыхнул подзабытые подростковые воспоминания.
– Ваше императорское высочество… Матрос Вакуленчук спал на службе.
Я повернулся
– Что ж ты, братец?
– Не моя вахта была, государь… Только сменился… Сморило. У котельного прикорнул. Там переборка теплая…
– Так вся вина этого матроса в том, что он спал в неположенном месте? – спросил я, и градус внутреннего кипения начал расти.
– Для этого есть кубрик…
– Понятно… Иди, Вакуленчук… Умойся, – сказал я и, пока матрос быстро исчезал из поля зрения, окончательно развернулся к офицеру. – Потрудитесь объясниться, милостивый государь. Кто дал вам право бить подчиненного, да еще и по надуманному поводу?
По глазам лейтенанта было заметно, что он не понимает сути моих претензий.
– Как вас зовут?
– Николай Парфенович Курош из астраханских дворян, ваше императорское высочество.
– Так вот, Николай Парфенович, настоятельно прошу вас впредь воздержаться от рукоприкладства в отношении нижних чинов. Не пристало дворянину, а еще больше русскому офицеру бить подчиненных. Настоятельно рекомендую этого не делать. Идите.
Произнося свою тираду, я вдруг понял, что могу быть неправ. Перед глазами возник образ мужика, который молча сносит удары, и лицо лейтенанта, не понимающего, почему я вмешиваюсь, поэтому финал и получился немного смазанным. Черт! Надо немедленно найти капитана и прояснить этот вопрос. Однако искать его мне не пришлось. Николай Николаевич сам шел мне на встречу.
– Ваше императорское высочество, Владивосток на горизонте! Наш переход приближается к концу.
В голосе собеседника я услышал нотки радости. Я провел на корабле всего несколько дней, да и то большую часть из них в порту, а команда и мои попутчики покинули родные берега больше полугода назад. Мы подошли к борту.
– Сколько же мы прошли, капитан?
– Почти двенадцать тысяч морских миль, ваше императорское высочество.
– Однако… Соскучились по дому?
– Конечно! Только для нас путешествие пока не заканчивается. До базы в Кронштадте еще идти и идти. И неизвестно, какие у командования на нас виды… Но ничего, команда здорова, исполнена энтузиазма и готова исполнить любой приказ, – закончил он преувеличенно бодрым тоном.
– Кстати, Николай Николаевич, просветите меня по поводу телесных наказаний на флоте, что-то я запамятовал…
У Ломена приподнялись брови:
– Телесные наказания для нижних чинов были отменены высочайшим повелением в 1863 году. Ваш августейший дед, император Александр II, запретил порку кошками как в мирное, так и в военное время… – завершил он рассказ невысказанным вопросом.
– Я стал свидетелем неприятной сцены…
– Лейтенант Курош, как я понимаю?
– Вы знаете о его… упражнениях?
– Да, ваше императорское высочество.
– Так почему не прекратите? Почему на вашем корабле подобное возможно, – слово «вашем» я выделил особо.
– Лейтенант Курош потомственный
– Как мне кажется, это не основание для нарушения высочайшей воли… Николай Николаевич, прошу вас принять меры к тому, чтобы подобные события более не повторялись. Нельзя марать честь русского императорского флота.
Расставшись с капитаном, я отправился к себе в каюту. Дорога к нейе проходила мимо офицерской кают-компании. Дверь оказалась приоткрыта, из-за нее слышались голоса моих попутчиков. Понимая, что рискую, тем не менее притормозил и решил послушать, о чем идет речь. Начала разговора я не услышал, но он был явно обо мне.
– …после происшествия сильно изменился, – проговорил, если не ошибаюсь, Волков.
– Сие вполне объяснимо, – рассудительно сказал Барятинский, – его императорское высочество пережил жестокое покушение, несколько дней провел прикованным к постели. Полагаю, полученные травмы объясняют его желание больше отдыхать и проводить время вне компании…
– Допустим, а как объяснить тот факт, что в общении с нами он перешел на чины? Большую часть пути мы обходились без них…
– Быть может, его императорское высочество обижен на нас? Мы были рядом в тот злополучный день, однако первыми на помощь пришли простые рикши и его высочество принц Георг, – заметил Кочубей после паузы.
– Признаться, я тоже об этом думал, – подключился к разговору Ухтомский.
– Господа, в любом случае мы должны достойно продолжить это путешествие и быть опорой для его императорского высочества. Мне кажется, что особых поводов для беспокойства нет, а небольшие… чудачества – так кто из нас обходится без них? – заключил Барятинский, и я, стараясь не шуметь, поспешил к себе. Так, надо сделать выводы. У здешних аристократов есть какое-то общение «без чинов».
Сборы не заняли много времени. Хотя поломать голову все-таки пришлось: упаковывать вещи самому или переложить эту работу на кого-то другого. Проблема решилась сама собой. В каюте не оказалось ни чемоданов, ни саквояжей, ни сундуков.
В гардеробе наследника преобладали мундиры. С богатой отделкой, явно дорогие и красивые, но надевать их я категорически не хотел. Военную форму надо уметь носить. На людях гражданских она сидит как на корове седло. Я усвоил эту истину, наблюдая за студентами, которые учились на военной кафедре в университете, и курсантами Института внутренних войск. Его корпуса в Саратове находились аккурат напротив вузовского городка. Из окон аудитории мы наблюдали, как будущие офицеры и в хорошую погоду, и в дождь со снегом нарезали на плацу десятки километров. Эта муштра плюс регулярные физические нагрузки приводили к тому, что на парней заглядывались все девушки из нашего вуза. Совсем иную картину представляли слушатели военной кафедры. Казалось бы, такая же форма, но они являли жалкое зрелище, а выстроенные в строй вызывали приступы хохота и мат офицеров-преподавателей. Именно поэтому я и не хотел надевать мундиры. Надо будет поносить их в приватной обстановке, привыкнуть. Выбор пал на обычный костюм-тройку. Правда, и с ним надо было повозиться. За свои двадцать с небольшим я так и не научился завязывать галстук. Да и надевать-то его доводилось всего лишь раз, на школьном выпускном. Пришлось звать на помощь князя Кочубея. Он был явно удивлен моим выбором, но вопросов задавать не стал.