Океан Бурь. Книга первая
Шрифт:
Громко разговаривая, Володя с Венкой пошли домой.
В маминой комнате горел свет. Володя с таким видом, будто это он послал ракету на Луну, сообщил:
— Мама, все точно!..
— Иди-ка сюда, — позвала мама.
Он вбежал, как победитель. Лицо его пылало, глаза все еще полны торжествующего блеска, на носу и на щеке пятна пыли.
— Вот! — воскликнул он, задыхаясь. — Море Ясности! Тут все записано.
Увидев портрет, мама натянула одеяло до самого подбородка и совсем не радостно спросила:
— Зачем ты туда ходил?
— А
— Ничего я не знала…
— Ты думала, он пропал?
— Ничего я не думала. И ничего этого не надо.
— Да я же портрет нашел! — продолжал Володя, удивляясь, как это она ничего не понимает: такие события, а она все о своем. — Да ты только посмотри. Вот видишь, с одной стороны портрет, с другой Море Ясности!
Ну, наконец-то до нее дошло. Она теплой рукой привлекла к себе сына, достала из-под подушки платок, вытерла его нос и щеки и поцеловала.
— Море Ясности, — вдруг улыбнулась она. — Вот и хорошо! Все у нас идет отлично! Положи пока этот портрет на стул, а завтра мы поищем ему место в наших комнатах. Милый ты мой. Море Ясности.
Она вдруг что-то очень уж обрадовалась, даже слезы закапали, и она начала вытирать их тем же платком. Это только девчонки радуются — плачут и не радуются — тоже плачут. Но ведь мама-то не девчонка, без причины плакать не станет. Ох, что-то тут не все ясно…
Вдруг Володя спросил, глядя на подпись под портретом:
— Он, что же, погиб?
— Не знаю. — Мамин голос дрогнул, она перестала улыбаться и строго проговорила: — Наверное, нет. Ну, хорошо, хорошо. Все вопросы потом. А сейчас спать. Уже третий час ночи.
Володя не торопясь пошел к двери, но по пути остановился. Портрет стоял на стуле. Девчонка, изображенная на нем, почти совсем не походила на маму.
— Ты что задумался? — тихо спросила мама и вздохнула. — Иди спать.
Глядя на портрет, Володя спросил:
— Почему он ушел от нас?
— Он никогда и не жил с нами, — ответила мама.
— А как же?..
— Ну, довольно, довольно! — закричала мама, и в ее голосе послышались слезы. — Довольно вопросов.
Володя ушел. Как и всегда, разговор окончился слезами. Он так и знал.
ТРЕВОЖНЫЙ ДЕНЬ
Так вот, Сенька Любушкин безо всяких хлопот попал на Луну. Ну и досталось же ему за это! Как он ревел, умоляя снять его оттуда.
Нет, про это надо по порядку. Вот, значит, в понедельник Володя принес в класс свою великолепную картину. Ее повесили около доски, и Мария Николаевна рассказала все, что обещала, о Луне и ракете. А потом она начала спрашивать, кто в эту ночь не спал и что видел. Оказалось, что почти все проспали, кроме Володи с Венкой. Да еще Васька проснулся от шума. Да Таю разбудили. Вот и все.
Когда все наговорились, налюбовались на Володину работу, Мария Николаевна сказала, что пускай картина так и останется висеть в классе и что на ней будут отмечать
Ну, хорошо. В классе шестнадцать мальчиков, но насчет космоса по-настоящему мечтают только двое. Остальные тоже, конечно, подумывают, но как-то не очень активно. Девчонки не в счет, хотя некоторые очень сочувствуют.
Один Васька ни о чем таком не мечтает. Куда ему такому, да еще с двойками! С двойками, надо прямо сказать, и на земле плохо живется, а уж о космосе и говорить нечего. Там соображать надо.
Все в классе это понимают и подтягиваются. А Васька говорит, что ему на все наплевать, и отличников после этого случая с Сенькой Любушкиным он начал называть лунатиками.
А случай этот вот какой. На другой день все увидели на Володиной картине маленькие полоски бумаги, прикрепленные булавками. А на каждой полоске фамилия.
И что же тут получилось? Большинство учеников расположилось вдоль ракеты, впереди Володя, а за ним остальные и даже девчонки. Ну, ладно. Это еще ничего. Венка сидит на самом хвосте. И это терпимо. Но вот что возмутительно — на Луне, на самой ее середине, нахально расселся один только Сенька.
Такой тут поднялся шум, что у Марии Николаевны все лицо покрылось отдельными красными пятнами.
— В чем дело? — спросила она Ваську, который почему-то шумел больше всех.
Он сморщил свою репку и так заморгал глазами, будто очень перепугался.
— А кто ему там носик вытирать будет? — спросил он до того жалостливо, что все засмеялись, а Васька пояснил:
— Мамки-то на Луне нету…
Под шум всего класса Мария Николаевна велела Ваське выйти из класса. Но это не помогло. Шум продолжался. И только когда Володя поднял руку, наступила тишина. Он сказал:
— Неправильно, что Сенька первый на Луне.
— А это уж позволь знать мне, что правильно, а что неправильно.
Володина соседка Милочка тоже подняла руку и, глядя на учительницу ясными голубыми глазами, проговорила быстро и уверенно, как хорошо выученный урок:
— А папа сказал, что летать могут только самые храбрые, а Сеня же трус ужасный, ужасный и ни с кем не дружит. Все знают.
— Хорошо, — твердым голосом сказала Мария Николаевна, — садись. Но ведь на доску почета заносят за успехи в ученье или в труде, а совсем не за храбрость.
Лучше бы она этого не говорила. Даже тихоня Павлик Вершинин — самый справедливый мальчик в классе — не выдержал и объяснил Марии Николаевне, в чем она ошиблась.
— На доску ладно уж, пускай, а на Луну никак нельзя, — пропел он своим нежным девчоночьим голосом.
— Ну вот! — торжествующе сказал Володя.
Мария Николаевна не ожидала такого дружного отпора и отступила. Это все сразу поняли. И совсем зря она думает, что настояла на своем, что Сенька так и останется сидеть на Луне, как муха на арбузе, а все будут на него любоваться.