Океан для троих
Шрифт:
Он растерянно оглядел палубу “Каракатицы”, спросил что-то у матроса, попытался отбиться от подхватившего его под плечо Морено, а потом увидел Дороти.
И замер, раскрыв рот.
Просто стоял и смотрел, как на призрака, и даже вырываться из держащих его рук перестал. И взгляда не отводил.
Потом его тронул за плечо Саммерс и протянул конверт. Доран посмотрел на него непонимающе, опять взглянул на Дороти, нахмурился и снова посмотрел на конверт.
Дороти заставила себя отвернуться. И уйти от борта.
Кончено.
Внутри словно ржавой пилой прошлись, но время лечит любые раны. Это она знала точно.
–
– Курс?
– Идем на Большого Краба. В ставку флота. Пора выбелить наши простыни и нашу репутацию.
Раздался сигнальный свист, и опустившийся парус милосердно закрыл от глаз палубу “Каракатицы” и Морено.
И Дорана, читавшего письмо Дороти.
Письмо, строчки из которого теперь словно были выжжены в голове.
“Мой дорогой, мой бесценный Доран!
Пишу тебе эти строки перед тем, как все случится, и использую храмовый язык, который в нас с тобой вбивали наставники все детство. Вот и пригодилось.
Надеюсь, содержимое этого письма останется нашей общей тайной, хотя уверена, что некоторые попытаются вызнать у тебя, о чем оно.
Если ты читаешь эти строки – значит, мне все удалось, и ты видишь только удаляющиеся паруса “Свободы”. Не грусти, это к лучшему – и для тебя, и для меня.
Не буду тебя мучить и перейду к сути.
Первое и самое важное: я знаю о сделке с демонами. Знаю, кому и что ты отдал за мое выздоровление. Не буду говорить, что навсегда обязана тебе за тот поступок. Ты сделал мне бесценный дар. Но знай, если бы на тот момент я была в силах тебя остановить – я бы сделала это.
Но хочу, чтобы ты знал другое – для меня не было худшей боли, чем та, которую получила я с вестью о твоей смерти. Мой мир рухнул в одночасье, и именно тогда я осознала, насколько ты мне дорог.
И я счастлива, поверь мне, очень счастлива, что сделка, погубившая тебя, одновременно с этим дала тебе возможность быть. Пусть вот так, но быть.
Я помню о своем долге перед тобой и надеюсь, что Сердце Океана, закрепленное на твоей колдовской руке, сможет навсегда перебороть проклятие и отменить сделку, как оно отменяло мои глупые слова, сказанные сиренам. Пить жизненные соки из черной туманной плоти нашему артефакту будет затруднительно. Думаю, что ты – единственный человек в мире, кому это средоточие чужой боли и смерти сможет дать жизнь.
Что до тех, с кем я тебя оставляю… Капитан Морено в прошлом свершил много такого, о чем теперь жалеет, но на моих глазах он старался искупить все содеянное и не щадил для этого ни крови, ни жизни. Язык не повернется назвать Черного Пса благородным человеком, но то, что он вернее, честнее, достойнее и хитрее большей части рода мужского – сомнению не подлежит. И то, что он твой друг, рискнувший ради тебя многим – тоже.
Ты не помнишь его, но ничего не мешает вам познакомиться вновь. И полагаю, что свою жажду приключений в этой компании ты полностью удовлетворишь.
Я
Сказать осталось немного, я уже вижу паруса “Каракатицы” и твои призрачные мачты у нас на горизонте. Сколько раз я видела их во сне – не пересчитать.
Я не могу оставаться рядом. Тогда встану рядом с выбором, о котором буду сожалеть всю жизнь. Я люблю тебя, Доран. И как друг, и как женщина только может любить мужчину. Но и Рауль занимает в моем сердце столько места, что вырвать его оттуда не выйдет. Остаться рядом означает разрушить ту дружбу, что была между вами, и сделать несчастными сразу всех.
А мы и так слишком долго страдали.
Если все удалось и ты читаешь эти строки, то знай – я оставляю тебя с легким сердцем и в надежных руках. Если тебе понадобятся моя жизнь, честь или рука (уже без прежней мистической силы, что тут поделаешь) – дай знать.
Свой долг перед тобой считаю исполненным лишь отчасти, и все три остаются в твоем полном распоряжении.
С нежностью в сердце,
Всегда твоя,
Дороти Вильямс”
Зеленые воды моря Мертвецов постепенно сливались с синими волнами океана.
Оставляя по правому борту Янтарный, “Свобода” на всех парусах шла в сторону Краба.
Глава 32. Почти эпилог. Хозяйка поместья
День для конца октября выдался на удивление погожим.
Ярко-рыжие клены на главной аллее поместья подсвечивало мягким солнцем с самого утра. Рассветный густой туман лег на желтую палую листву серебристой росой. К полудню обещало еще потеплеть: ветер с ночи разогнал облака.
В общем, удачный был день, во всех отношениях – на этом сошлись и кухонная прислуга, и дворовые, а на конюшне с ними согласились. Правда, старый Тентли, потирая в скрюченных артритных пальцах кнут, вздумал покряхтеть про то, что в день, когда казнили короля Кирела, погодка была тоже расчудесная. Ему пригрозили лишением вечернего стаканчика эля, и он недовольно замолчал. Эль был сердцу куда милее справедливости.
В целом посреди царивших с серого предрассветного часа хаоса и суеты все слуги, и постоянные, и наемные, сошлись на одном – денек для свадьбы сегодня самый что ни на есть подходящий. На кухне было все готово загодя: вечером в большой зале будут давать обед на смену из двенадцати блюд, а уж легкие закуски тут никто и не считал. Еще пару недель назад в поместье через заднюю калитку началось паломничество местных бездельников, которых по чьему-то недоразумению окрестили охотниками. Они тащили свежую добычу – начиная от осенних перепелок и заканчивая оленями.