Океан. Выпуск тринадцатый
Шрифт:
— Что ни говори, а оболтусов встречать приходится, — поддержал я деда Доминикаса. — Но ты, Винцентас, во всех отношениях на них не похож, а дедушка, видимо, не подумал, что каждый ребенок требует к себе индивидуального подхода. Одному, смотри, действительно требуется всыпать березовой каши, а другого можно и добрым словом воспитать.
— Конечно же, папа начнет мораль читать, — продолжал Винце свою мысль. — «Что ты наделал? Маму чуть в могилу не загнал…»
— С отцом, думаю, будет полегче…
— Легче-то легче, да кому приятно проповеди
— Проповеди иногда помогают, — ответил я, но мой друг даже на дыбы встал:
— И не говори, Марионас! Лучше уж на камбузе картошку чистить, чем…
Тут уж не выдержал я:
— Не обучен ты, Винцентас, полезный продукт беречь. У картошки все витамины под кожурой. А ты… Ты что делаешь?! Тебе что, никогда раньше не доводилось картошку чистить?
— Я же не девчонка, — даже обиделся Винце.
— Ну, если ты так рассуждаешь, Винцентас, то напрасно в море стремился, — упрекнул я его.
— Не думай, что я сюда… картошку чистить пробрался, — отрезал Винце. — У меня здесь поважнее дела есть.
— Ты вроде обещал о них поведать, — напомнил я.
Вторично честного слова моряка Винце у меня не потребовал. И тут же раскрыл всю подноготную своего побега: рассказал о классном сочинении, Всезнайке, стычке с ним и ее последствиях…
— А оладьи? — вдруг спохватился Винце. — По-моему, команде уже пора завтракать.
Я взглянул на часы.
— Картофельные оладьи свой настоящий вкус и аромат приобретают лишь тогда, когда, облитые сметаной, положенное время потомятся в духовке, — назидательно сказал я. — Итак, через десять минут — завтрак.
Винце еще усерднее стал строгать картошку.
— Может, уже хватит, Винцентас? — Я попробовал дипломатично остановить его.
— Нельзя, Марионас… Еще нагрянет капитан… Сам знаешь мое положение…
— Ты, Винцентас, хотя бы витамины побереги, — попросил я. — В море они очень нужны организму.
Винце попробовал чистить бережливее, но ему явно недоставало опыта. Правда, срезанная кожура стала чуть-чуть тоньше, а квадратики очищенной картошки — немножко побольше.
Вскоре за тонкой переборкой, которая отделяла камбуз от салона, послышались тяжелые шаги, голоса. Винце многозначительно взглянул на меня:
— Помни наш уговор, Марионас!
Окошечко, через которое я подавал в салон блюда, приоткрылось. В нем показалось любопытствующее лицо Владаса. Матрос шумно потянул носом:
— Салют, Мария! Запахи твоих оладьев просто с ног сшибают. Нагружай самую большую порцию!
Я молча занимался кастрюлями.
— А как обстоят дела у известного морского «зайца»? — гремел Владас. — Получится из него хороший камбузник, Марите?
Я сунул ему под нос тарелку с оладьями, захлопнул окошко и гордо поглядел на Винце.
— Правильно, Марионас! — одобрил эти действия мой друг — заговорщик.
Вскоре Владас по давней своей привычке сунул в окошечко пустую тарелку.
— Вкусно! Подбрось еще несколько штук, Марите.
Я молча положил
— Неужто язык проглотил, Марите?
Я захлопнул окошко и расслышал горячий шепот Винце:
— Он что же… всегда так?
— Как? — не понял я.
— Так много ест?
— Всегда, — кивнул я. — За двоих. А иногда и за троих. Но и вкалывает на палубе за троих…
— Все! — категорично заявил Винце. — С этой минуты Владас будет получать лишь то, что положено по норме. И ни на грамм больше.
— Ничего не выйдет, — заспорил я. — Ты только погляди, какая у него комплекция… Гора — не человек. Сразу ноги протянет.
— И хорошо! — воскликнул Винце. — Мне такого ничуть не жалко!
— Владас — мой товарищ, — осторожно напомнил я.
— Ничего себе… товарищ! — презрительно фыркнул Винце. — «Марите, Марителе»… Я бы ему за такую кличку… бока намял!
— На судне драться запрещается, Винцентас.
— Везде запрещается! — ответил Винце. — А мы и не будем его лупить. Только добавки лишим. Перестанет обзываться — получит. Назовет тебя Марите — дулю с маком.
На палубе загудела лебедка.
— Трал выбирают! — обрадовался я. — Пошли, Винцентас.
На больших рыболовных траулерах все члены команды распределены по должностям. Одни ставят и выбирают трал, другие разделывают рыбу, третьи грузят ее в ящики, солят, работают в трюмах, несут вахту в машинном отделении и рулевой рубке. Словом, каждому — свое. А на маленьких суденышках вроде нашего «Дивониса» все члены экипажа — рыбаки. Трал выбирают и матрос, и тралмейстер, и машинная команда, и помощник капитана, и кок. В рулевой рубке остается один капитан… Вот почему, услышав гул лебедки, я потащил на палубу и Винце.
В глаза ударило солнце, море переливалось всеми цветами радуги, дул легкий, по-весеннему теплый ветерок. Чайки сновали над всплывающим из глубины тралом…
— На палубе! — прокричал из рулевой рубки капитан. — Кто там у команды под ногами болтается?
— «Заяц», кэп! — ответил Владас.
— Винцентас Юргутис! — свирепо прикрикнул капитан. — Ваше место на камбузе! Убирайтесь с палубы!
С болью в сердце я видел, как Винце, глотая слезы обиды и унижения, уходил на камбуз…
После аврала я нашел его у ящика с картошкой. В иллюминаторах играло солнце, даже сюда, на камбуз, долетал радостный гам чаек, а Винце сидел в духоте, как узник.
— Всегда так, — сокрушался он. — Где интереснее, где удовольствие, там для Винце места нет. Его место, видите ли, на камбузе. У ящика с нечищеной картошкой. Тоже мне моряки — без картофеля ни шагу не могут сделать. Столько рыбы наловили, а едят картошку… Чистишь ее, чистишь, аж пальцы почернеют, а они за один присест весь твой труд слопают, обжоры.
— Что поделаешь, Винцентас, закон моря, — по-дружески посочувствовал я.
Винце вроде и не расслышал. Приплюснул нос к стеклу иллюминатора и глазел в море.