Океан

Васкес-Фигероа Альберто

Отец, несколько секунд назад поднявшийся на палубу, помочился через правый борт, старательно вымыл лицо и грудь, обильно поливая себя морской водой, определил направление ветра и внимательно посмотрел на форму волны.

Затем он подошел к сыну, ласково потрепал его волосы и спросил:

— Ну и как дела?

— Все спокойно. Три узла… Нет, три с половиной. Сейчас замедлились. Ветер непостоянен.

— Нужно терпение, — заметил Абелай Пердомо. — Я был бы рад, если бы ветер остался прежним. — Он погладил главную мачту и ощупал ее так, словно хотел

оценить силу живого существа, а потом добавил: — Если будем идти медленнее — не дойдем, а если быстрее — баркас не выдержит.

— Попутных ветров не будет до декабря, — ответил Себастьян. — К середине декабря пассаты донесли бы нас до самых берегов Венесуэлы.

— Вполне возможно! Однако сейчас мы должны рассчитывать лишь на августовские ветра!

— Это займет много времени. Да и баркас устал…

Абелай Пердомо ответил не сразу. Он посмотрел на море, на баркас и на далекий конус Тейде, который, казалось, внимательно разглядывал путешественников и их утлую лодчонку, и наконец положил руку на руку Себастьяна, лежащую на руле.

— Послушай, сын, — медленно произнес он. — Я знаю, что баркас устал. И ты это знаешь. Возможно, и Асдрубаль тоже. Однако мы должны сделать все возможное, чтобы ни твоя мать, ни сестра этого не заметили… — Он сделал паузу. — Особенно сестра. Она и так считает себя главной виновницей случившегося. И мне кажется, что, узнай Айза о грозящей нам опасности, она и вовсе сойдет с ума.

Себастьян едва заметно кивнул, соглашаясь с отцом, и поправил курс на один румб, заметив, что направление ветра слегка изменилось и сейчас он уже дует точно на восток.

— Самое главное — не подгонять его, — ответил он. — Нужно приспустить паруса и немного подлатать баркас, пока погода стоит ясная. Скажу маме, чтобы она сделала из старой одежды паклю, и проконопачу его изнутри. А еще несколько досок обшивки мы должны укрепить подпорками.

— Твой брат хорошо знает корабельное дело. От деда ему в наследство достались золотые руки. — Абелай пристально посмотрел на сына. — Что ты думаешь делать, когда мы дойдем?

Себастьян улыбнулся.

— Сперва нужно дойти, — ответил он, — а там уже посмотрим… Самое главное, мы, как и прежде, должны держаться вместе. Мы никогда не боялись работы, а как говорят, там работы вдоволь.

— Мне бы хотелось, чтобы ты пошел учиться, — сказал Абелай. — Если все сложится хорошо, мы с Асдрубалем сможем и дальше тянуть семью, а вы с Айзой, как самые умные, выучитесь чему-нибудь полезному. — Он попытался улыбнуться. — Настало время, когда из тягловых осликов Марадентро должны наконец-то превратиться в людей.

Себастьян с глубокой нежностью посмотрел на отца, сурового, широкоплечего мужчину, чьи руки были похожи на кувалды, а лицо всегда сохраняло решительное, чуть угрюмое выражение. Глядя на этого великана, никто бы не подумал, что в душе этот человек добр и застенчив, как ребенок.

— А тебе бы захотелось учиться? — спросил он.

— В мои времена об этом и мечтать не приходилось. Ближайшая школа была в полутора часах ходьбы от поселка.

Никто у нас не умел читать, а старику нужно было выходить в море или строить баркас. До того дня, пока я не познакомился с твоей матерью, я вовсе ни о чем таком не думал. Считал, что все так живут, весь мир… — Он, словно не веря собственным словам, тряхнул головой. — Я до сих пор не понимаю, как мог ей приглянуться, ведь я даже «О» пером не мог написать.

— Говорят, что ты был очень красивым, — произнес сын. — За тобой бегали все девки в поселке. Особенно Сенья Флорида.

Абелай улыбнулся и на секунду прикрыл глаза, вспоминая прошлые дни.

— Была одна… — ответил он. — Да что там говорить, Флорида это и была. У ее отца были лучший дом в поселке, двадцать верблюдов и концессия на доставку соли. Если бы я женился на ней, то, возможно, сейчас был бы настоящим богачом. Однако в тот день, когда я увидел твою мать, забыл и про дом, и про шаланды с солью, и про верблюдов… Боже! — воскликнул он. — Как же трудно поверить в то, что все это уже в прошлом. В мои-то годы все начинать сначала! — Он положил руку на плечо сына и нежно сжал. — Иди-ка спать! Ты, похоже, устал.

Себастьян отрицательно мотнул головой:

— Хочу остаться и побыть с тобой. Мне нравится, когда ты рассказываешь о себе. Расскажи мне о войне…

— О войнах не рассказывают, сынок, — ответил Абелай Пердомо решительно. — Войны устраивают, а потом забывают.

~~~

Инмельдо Камбреленг все время хотел стать могильщиком, однако в один из смутных моментов жизни капризная судьба неожиданно сделала вираж и превратила его в плутоватого дельца-кабуйонеро.

Голова у него была огромная, почти лысая, с редкими пучками длинных волос, что рождало подозрения о грязной болезни, глаза большие, подбородок массивный и словно вдавленный в череп, а длинный, горбатый, вечно грязный нос, нависающий над губами, придавал ему сходство с выслеживающим добычу стервятником.

Он всегда одевался в черное, шмыгал каждую секунду носом, а немытыми ногами и потом несло от него так сильно, что у особо чувствительных его собеседников даже начинали слезиться глаза. Некоторые даже полагали, что могильщиком Инмельдо все же успел поработать и на память о любимом деле взял несколько кусочков человеческой плоти, которые так и остались разлагаться в его карманах.

Все вокруг знали, что деловые вопросы Инмельдо Камбреленг решает мгновенно: в первую очередь потому, что человеком он был быстрым и сообразительным, что в «деловом» мире придавало ему лишний вес, а во-вторых — и это главное, — потому, что никто не был способен находиться с ним рядом долгое время.

— Какого класса катер?

— Самый быстрый и самый надежный. Если есть радар — еще лучше.

— Ни у одной посудины, промышляющей у наших берегов, радара нет. На «Мандрагоре» был один, однако давно уже накрылся. Но у меня есть на примете быстроходный военный катер. Похоже, он вам подойдет. Какой груз?