Океаны Айдена
Шрифт:
Наконец последняя преграда пала. Блейд спустил свой кильт и поднял край хитончика Найлы. Воздушная ткань широким полукругом накрыла диван, внезапно превратив стройного эльфа в цветок огромной, пламенеющей золотом орхидеи. Найла, ее розовая сердцевина, чуть шевельнулась на полупрозрачном лепестке своего одеяния; колени ее разошлись, руки легли на маленькие груди, словно подсказывая Эльсу, хайритскому принцу и возлюбленному, где срочно требуется его помощь.
Принца не надо было просить дважды. С похвальным усердием и страстью он целовал и то, что было ему указано, и то, что маленькие руки безуспешно пытались
Но Найла еще не собиралась сдаваться. Когда он склонился над ней, готовый погрузиться в душистую и нежную плоть, она вдруг прижала его голову к груди и шепнула в самое ухо:
— Нет, Эльс, не так… Возьми меня на колени…
Блейд замер. Это было чем-то новым! Правда, он давно уже понял, что теплый Калитан рождал женщин куда более страстных, чем его родной чопорно-холодный Альбион. Найла быстро впитывала науку любви, иногда удивляя своего многоопытного учителя той готовностью, с которой воспринимались самые смелые его предложения; иногда Блейд думал, что в теле юной девушки обитает душа зрелой, жаждущей наслаждений женщины. Однако инициатива в любовной игре всегда оставалась за ним; Найла подчинялась — с удовольствием и нежностью, не отдавая предпочтения ни одной из поз, в которых они совместно штурмовали вершины страсти. И вот она попросила о чем-то… Впервые! Это было восхитительно!
Отложив решающую атаку, Блейд перевернулся на спину, потом сел, скрестив ноги. Он сгорал от нетерпения и любопытства, искоса поглядывая на Найлу. Девушка приподнялась, и через секунду ее золотистый хитон полетел на пол, туда, где ему и надлежало пребывать до утра. Правда, раньше этим занимался он сам — и с большим удовольствием, надо отметить!
Найла встала над ним, широко раздвинув ноги, и Блейд, лаская нежные округлые бедра, настойчиво потянул девушку вниз. Но нет! На этот раз она не хотела капитулировать так быстро! Он почувствовал, как напряженный лобок приближается к его губам, и понял, что ему предлагают.
Блейд откинул голову, и его язык скользнул в трепещущее влажное лоно Найлы. Она застонала, сжимая ладошками его затылок; она вскрикивала все громче и громче, пока Блейд осторожными прикосновениями ласкал набухающий бутон плоти, сгорая от желания по-волчьи впиться в него зубами. Вдруг он ощутил, как что-то изменилось — Найла, по-прежнему прижимая его голову к бедру, согнула ногу, и нежные пальчики девушки пробежали по твердому стволу пениса Блейда. Бархатистая ступня Найлы снова и снова гладила готовый впиться в ее тело дротик; потом она зарылась глубже меж его ног, подрагивая от собственной смелости, готовая отдернуться в любой момент. Блейд шумно выдохнул.
Он терпел эту муку еще минуту или две. Потом рванул к себе Найлу и вошел — так резко, безжалостно, что она закричала — не то от испуга, не то от неожиданности. Ноги ее сомкнулись на его спине, откинувшись назад, подставляя его поцелуям губы, шею, соски, она начала ритмично раскачиваться. Долго, бесконечно долго длилась эта скачка по благоухающим полям любви, сквозь цветущие сады страсти и поляны блаженства; наконец горячий поток оросил чрево Найлы, и она, обессиленная, сникла на груди
Блейд понял, что сегодня ему преподнесли редкий дар; давно, может быть, никогда раньше, он не испытывал такого наслаждения. Снова и снова они сходились в любовном поединке, в схватке, где не было проигравших, где каждый брал и дарил, завоевывая победу. Наконец приблизился миг расплаты.
Свернувшись клубочком под боком Блейда, положив головку ему на плечо, Найла вздохнула; потом тонкие пальцы коснулись его щеки, ласково легли на подбородок.
— Эльс… милый… я хотела спросить…
Блейд застонал — про себя, конечно. Все шестнадцать дней, прошедших после схватки с Канто-Хейджем, ему удавалось уходить от этого вопроса; однако сейчас он был полностью в ее власти. Нельзя же просто так ринуться с ложа любви — такой любви, которой его одарили этой ночью! Малышка снова обошла его — с присущим ей тактом, умом и женским коварством; обошла, не забывая о собственных удовольствиях. Но на этот раз он подготовил запасные позиции.
— Эльс… милый…
— Слушаю и повинуюсь, моя ат киссана…
Он пощекотал ее под грудками.
— Перестань дурачиться, милый… — она помолчала, повернулась на бок, и бархатистое бедро легло на живот Блейда. — Знаешь, я до сих пор не понимаю, как ты справился с этим зверем… с этим чудовищем.
— Я его заколдовал, малышка. Знаешь, магия бывает солнечной и лунной, доброй и…
— Эльс! Я же серьезно!
Она не отступит, понял Блейд. Она верила в магию ничуть не больше его самого. Что ж, запасной рубеж обороны был готов, и он нырнул под колпак своего блиндажа, выстроенного из полуправды и скрепленного ложью.
— Как ты думаешь, зачем мы с тобой пытались разозлить этого скота в перьях?
— Ну-у-у… Он мог замучить нас… Ты искал смерти — легкой и быстрой… хотя бы для меня.
— Верно. Но только отчасти. Еще я тянул время, — он поднес к ее лицу руку. — Погляди-ка, малышка. Ничего не замечаешь? Вот здесь, на тыльной стороне ладони… между большим и указательным пальцами?
Найла пощупала, не доверяя глазам — в каюте уже царил полумрак.
— Какая-то хайритская хитрость, Эльс? Тут что-то под кожей — твердое, вытянутое и маленькое…
— Под кожей, но не под моей. Смотри.
Блейд отодрал нашлепку и вытянул из-под нее крохотное лезвие.
— Этого Канто с рваным ухом сгубила самонадеянность. Когда ты шлепнулась в обморок, я уже перепилил ремень на руках. Он подошел ко мне близко, слишком близко… хотел видеть мои глаза во время намечаемой операции. Ну, и я… — он замолчал.
— Ты освободил руки, да? Я знаю, ты очень, очень сильный… — Найла прижалась горячей щекой к бицепсу Блейда, ласково поглаживая его грудь.
– Что же случилось потом?
— Я его вырубил. Мы, хайриты, умеем драться и с франом, и с мечом, и голыми руками. Один удар — вот сюда, по горлу… — Блейд пощекотал ей шейку, и Найла тихонько взвизгнула. — Я взял меч и перерезал путы на ногах. Остальное было несложно.
— А как ты заставил его драться? Ведь был бой, да? Мои служанки говорили…
— Ну, детка, тут не понадобились хайритские хитрости. Он мог выбирать — либо биться со мной как подобает мужчине и вождю, либо очутиться перед своими воинами без штанов… то есть без юбки… и не только без нее.