Оккупация
Шрифт:
— Я все знаю, Стив. — Тихо произнес Дымов. — Знаю про наказание плетью, про яму и цепи, про жажду, которой вас мучили, про виселицу в Эль-Паскаре, вырванные ногти и отрезанные пальцы.
— Вот как? — Бартон недобро прищурился. — Интересно, что еще вам известно про нас?
— Еще мне известно, что вы служите в разведке и сюда, в Томусидо посланы уже больше полугода назад. — Сухо ответил Вадим.
— Та-ак… — протянул англичанин, и в голосе не читалось никакой радости.
— Не бойтесь, никто не занимался вашим разоблачением и уж тем более не посылал меня по вашим следам. Просто на определенном промежутке времени наши задачи и наши судьбы в чем-то совпали.
— Да, но откуда вы это узнали?
— Оттуда же, откуда узнал про вашу несчастную спутницу
— Хватит! — дрогнувшим голосом выкрикнул Бартон. — Прошу вас — замолчите!
На глазах англичанина выступили слезы, и Вадим понял, что со своими увещеваниями несколько переборщил. Остановившись, он заставил Рыцаря развернуться.
— Наверное, не стоило затевать этот разговор, и все-таки, чтобы вас успокоить, я кое-что поясню. Так вот, милейший Стив: я действительно врач и психолог. А значит, могу отличить правду от лжи. Но угрозы для вас я не представляю, поскольку моя цель — не вы, а мои друзья, которых дайки увели неведомо куда. Что же касается ваших мучителей, то я погрузил их в сон, и в этом сне они видели картинки еще более чудовищные, нежели те, что сохранились в вашей памяти. Уж поверьте мне, я это умею. И они тоже сидели в земляных ямах, мучились от жажды и рези в животе, страдали от ран и побоев. Скажу больше — их сестер брали силой пришлые враги, а тех, кто отваживался перечить, сажали на кол. На головы им испражнялось пьяное воинство, а по ночам в яму подбрасывали гадюк, тарантулов и голодных крыс. Поверьте мне, уж я постарался им выдать по первое число, и мое наказание они забудут не скоро.
— Но ведь это всего лишь сон! Разве можно его сравнивать с жизнью?
— Еще как можно! Когда эти ребятки проснутся, головы у них будут наполовину покрыты сединой, а на телах своих они обнаружат самые настоящие шрамы.
— Значит, вы и это можете… — потрясенно прошептал Бартон.
— Могу, но это, безусловно, не главное.
— Что же главное?
— А главное то, что в своем мучительном сне они успели познакомиться с настоящей человеческой любовью. — Дымов на секунду смешался. — Возможно, вас это неприятно удивит, но именно Элизабет помогла им однажды ночью выбраться из зловонной ямы. Выведя на дорогу, дала узелок с продуктами. А позже, когда в джунглях они уже умирали от лихорадки, на них набрели вы…
— Я?
— Уж простите, к вашему образу мне было прибегнуть легче всего. Так вот, дорогой Стив, вы тоже проявили величайшее милосердие. Подобрали троицу этих извергов и одного за другим перетащили к себе в хижину, обтерли уксусом, дали напиться. Помощь ваша оказалась крайне своевременной, и, в конце концов, вы сумели их поставить на ноги. А когда до хижины добралась, наконец, погоня, вы с оружием в руках встали на защиту этих несчастных.
— Бред!
— Отнюдь! И главным результатом всей этой встряски будет то, что они крепко-накрепко запомнят: человеческое сердце — это далеко не пустой звук. А вас и Элизабет эти прозревшие бедолаги будут до конца жизни почитать наравне с богами. Когда некто жертвует собой ради тебя, это что-то да значит. Потому и следовало поскорее похоронить ваших друзей, чтобы не исказить общего внушения. КЕогда эти трое очнутся, они будут помнить только то, что внушил им я.
Некоторое время Стив Бартон молчал, пережевывая услышанное.
— Либо вы великий обманщик, — пробормотал он, — либо замечательный утешитель.
Вадим покосился на него с невеселой улыбкой.
— Вы заблуждаетесь, дорогой профессор. Я — ни первое и ни второе.
Отвернувшись в сторону, Бартон сердито пробурчал:
— Забудьте о профессоре, у меня совсем другое звание.
— Знаю, полковник, и все-таки позвольте мне величать вас профессором.
Англичанин вновь обратил свой взор на Вадима, брови сошлись на его переносице недоуменной птичкой.
— Кто вы, черт побери? Неужели из местных шерхов?
— Нет, Стив. Я тоже из рода людей. Как вы и ваши погибшие товарищи…
Глава 5
В селение Мальдун обитатели клеток прибыли
— Ох, как мне знакома эта житуха! — оживленно завертев головой, Танкист по-собачьи принюхался. — Что бараки на зоне, что сарай — не велика разница.
— По мне так разница все же есть… — проворчал Шматов. Он передвигался уже вполне самостоятельно, хотя и старался избегать резких движений.
— Не дрейфь, оперчасть! — Танкист лихо ему подмигнул. — Если в кандеях сиживали, выдюжим и здесь. Всяко лучше, чем на сорокаградусном морозе. А в бытность Лаврентия Палыча, помнится, так и выживали. Выгружали народишко в голой степи и заставляли с нуля строиться — землянки, бараки, колючку. Все сами, считай, сооружали. А то, что половина при этом на смерть замерзала, так отца народов этот факт мало трогал.
— Ты-то откуда знаешь о тех временах? — фыркнул Серега Миронов.
— А ты думаешь — в лагерях одни неучи парятся?
— Ну, неучи не неучи, а книжки на досуге вряд ли читают
— Да мы и без книг все науки знаем! — возмутился Танкист. — Есть кому и о прошлом рассказать, и о жизни с политикой. Ты на наш счет не сомневайся, — на зонах тоже свои академики имеются. И профессоров с доцентами хватает. А, Шурым? Ты-то как считаешь? — Танкист что есть силы хлопнул по широченной спине недавнего противника Миронова. Широкоскулый дайк с забавным именем Шурым что-то добродушно хмыкнул.
Самое удивительное, что недавняя схватка в корне изменила отношение дайков к россиянам. Верно говорят: бывшие недруги проще простого становятся друзьями. Вот и Миронов совершивший акт великодушия по отношению к могучему дайку, убил разом двух зайцев: наглядно показал всем, на что способен «хлипкий» выходец из Томусидо, а во-вторых, приобрел надежного союзника. Как бы то ни было, но Шурым действительно проникся к Сергею особым уважением, со вниманием прислушивался к его речам и уж конечно, не позволял никому из своих задевать чужаков. Вражда худо-бедно завершилась, и бывшие иноземцы в короткие сроки успели стать своими. Притерпелись к ним и старожилы, допустив, наконец-то, к общему столу. Более того — кое-кто из дайков уже довольно уверенно произносил некоторые русские слова — конечно, не самые приличные, но это уже было на совести свежеиспеченных учителей. Шустрый Танкист тоже пытался болтать на дайкирийском, и, к общему удивлению, получалось у него не так уж плохо. Правда, прислушивавшийся к его трепу Виктор говорил, что это какая-то несуразная смесь русского мата и дайкирийских ругательств, однако местный контингент понимал Танкиста прекрасно. А уж Шурым, внимая Танкисту, просто закатывался от смеха. Всю свою недолгую жизнь этот выходец из сельской местности добросовестно проработал вышибалой. Сначала в придорожном трактире, а после и в заведении более интимного толка. Сил у паренька хватало с лихвой, а вот смекалкой природа явно обделила. Так и не выучился молодец понимать, чьи морды бить можно, а чьи — очень даже не рекомендуется. Как позже объяснил переговоривший с Шурымом Виктор, скуластый вышибала по наивности своей полагал, что порядок в заведении — один для всех. Потому и выставил со спокойной душой постояльца, вздумавшего крушить столы и стулья, огромным своим тесаком вознамерившегося зарубить не угодившую ему чем-то малолетнюю танцовщицу.