Окно на границе
Шрифт:
На работе Волынский проверил, нет ли у них на таможенном посту каких-то значимых задержаний или чего-то такого, что могло бы спровоцировать похитителей. Все было спокойно. Лишняя коробка мандаринов или незаявленный алкоголь в кабине водителя явно не были причиной для шантажа. «Значит, могут потребовать что-то пропустить». Одним из принципов таможенного контроля является выборочность, и любому сотруднику намного проще просто отвернуться от чего-то, чем вернуть уже задержанное. Поэтому Волынского не слишком пугала перспектива пропустить что-то незаконное. Он знал, что
«Кто же это может быть?», – было его следующей мыслью. Классических контрабандистов в полном смысле этого слова Волынский не знал. Двадцать лет назад, только начиная карьеру таможенника, он видел, как авторитетные предприниматели о чем-то договариваются с его начальством. Как правило, это был фиксированный таможенный платеж в зависимости от размера машины или возможность пропустить автомобиль «под палку», не проверяя содержимое. Раз в месяц мошенники сдавали какую-то партию и продолжали «хулиганить», так на профессиональном жаргоне называлось незаконное перемещение товаров. Но годы шли, силовые структуры крепчали, и контрабандисты перестали «заявляться», то есть заручаться согласием контролирующих органов на те или иные проделки.
– Зачем мне это? С таможней порешай, с прокурорскими договорись, ментам занеси, чекистам подмигни. Никаких заработков не хватит. Проще бывшего таможенника нанять, и он эту вашу «систему управления рисками» вокруг пальца обведет, – говорил последний из известных ему контрабандистов, промышляющий на погранпереходе в Грузию.
Сейчас Волынский не знал никого в городе, кто мог бы решиться на такое масштабное преступление, как похищение дочери начальника таможенного поста. «Почерк не местных. Москва может или Питер?», – размышлял он. Но здравых идей у него не было, слишком мало вводных. «Знать бы, что они хотят провезти, тогда было бы понятнее, кто это»
Только сейчас Андрей задумался о том, что может потерять дочь. Пару раз, когда Нина была совсем маленькой, у него было похожее чувство при ее болезнях, но тогда всякий раз появлялись врачи и успокаивали его, что это обычный грипп или энтеровирус. Теперь же прошло уже полдня, а требований от похитителей не поступало, потому Волынский сильно нервничал. В попытке успокоиться он допил початую бутылку виски, но это не сильно помогло. Всю ночь Андрей ворочался и проснулся рано утром, задолго до звонка будильника.
Поспать еще не получилось. Он без аппетита позавтракал, отказался от традиционной пробежки, и ни свет ни заря поехал на работу. Там Волынский пытался погрузиться в рутину, надеясь, что это его успокоит, но все валилось из рук. В голове запускалась карусель мыслей, и Андрей вовлекался в их круговорот, будучи не способен ни на чем сконцентрироваться. Перед глазами вставал образ Нины, и он с ужасом представлял ее в лапах похитителей. В какой-то момент он уже решил обратиться в полицию, но удержался от этого поступка. Еще был вариант позвонить кому-то из друзей, но они все были очень далеки от его бизнеса и вряд ли могли дать дельный совет. Все понимающий в их делах старший
В десять утра Волынскому все-таки позвонили похитители, это был снова мессенджер и незнакомый номер, к тому же на несколько цифр отличающийся от вчерашнего.
– Да, слушаю, – Андрей схватил телефон и услышал тот же самый механический голос:
– В четверг придет паром, на нем будет машина. Номер мы пришлем. Ни при каких условиях ее нельзя досматривать. Если тормознешь ее, твоя дочь умрет, – похититель внезапно перешел на «ты».
– Что с Ниной? Я хочу с ней поговорить, – Волынский агрессивно перебил злоумышленника.
– С ней все в порядке. Мы пришлем видеоролик, – голос в трубке сменился гудками.
Через несколько секунд пришло сообщение с номером машины, а десять минут спустя – короткий видеоролик. На нем Нина сидела в комнате с белыми оштукатуренными стенами. Помахав рукой в камеру, официальным тоном она сообщила сегодняшнее число и уже нормальным голосом сказала: «Папа, со мной все хорошо, пожалуйста, сделай все, что скажут». Волынский чуть не заплакал, увидев дочь, но сдержался и позвонил Оксане.
– Привет. В общем, мне позвонили. С ней все в порядке, жива-здорова, выглядит хорошо. Просят кое-что сделать и обещают отпустить. Видео сейчас перешлю тебе на телефон.
– Когда ее отпустят? – нервно уточнила Оксана.
Что именно должен сделать бывший муж для освобождения дочери, ее абсолютно не интересовало.
– Послезавтра. В четверг придет машина, и ее освободят, – Волынский старался говорить спокойно.
– И ты так просто будешь эти два дня сидеть? Надо же ее попробовать найти, – потребовала женщина.
– А что делать? Не дай бог, они что-то заподозрят. Сказано же в полицию не обращаться, – Волынский не понимал, что именно хочет от него бывшая жена.
– Все понятно с тобой. Тебе всегда было наплевать на дочь, – Оксана швырнула трубку.
«Дура!» – мысленно обругал бывшую жену Волынский, но легче от этого ему не стало. Оксана, закончив разговор, тут же позвонила по другому номеру, нажав на кнопку быстрого набора. Спокойный мужской голос ответил в течение пары секунд:
– Да, Ксюша. Что-то срочное?
– Максим, мне надо с тобой поговорить. Очень важно. Я еще вчера хотела, но ты не пришел вечером.
– Ну, я, в некотором роде, работаю, – с иронией ответил мужчина. – Завал у меня на работе, важные вводные. В полночь только из-за стола встал, – как будто в подтверждение своих слов, он зевнул.
– Я знаю, но это вопрос жизни и смерти, – выпалила Оксана. – Я подойду сейчас к твоему офису.
– Ну давай, – по-прежнему спокойно согласился мужчина.
Через пятнадцать минут Оксана сидела на скамейке возле городского управления ФСБ. Это был бульвар, усаженный платанами, дающими приятную тень и укрытие от яркого весеннего солнца. После нескольких минут ожидания к скамейке подошел невысокий крепыш в очках.