Окно напротив
Шрифт:
– Что?
Она подошла ко мне, радостно обхватила за плечи и шепотом сказала:
– Он сказал: «У нас все-таки ребенок!». О, как же это звучит! У нас ребенок. М-м-м… У нас. Ребенок. У нас.
Я покачала головой и рассмеялась, зная, что она непременно будет повторять это весь вечер.
Глава 7
***
Самый необычный, самый сложный и самый лучший Новый Год в моей жизни.
Все
– Йе-ее-аа, ай фил ю туууу. Фииии-ии-ал!
Колька сразу перестал капризничать и, сжав крохотные ручонки в кулачки, замер. Его глазенки сосредоточенно изучали Илью, следили за каждым движением его губ.
– Он вот-вот заревет, - проворчала Мурзя, оторвав взгляд от книги. Вместо того, чтобы помогать нам, она битый час изучала пособие по уходу за новорожденными и детьми до года. – Ты его пугаешь!
– Лет’с дэнс, - на зло ей продолжал Смоляков, - снэ-э-эйк!
Машка покачала головой и уткнулась в книгу, а маленький Колька вдруг расплылся в беззубой улыбке. Это очень порадовало Илью, и он продолжил свой концерт, лучезарно улыбаясь малышу в ответ.
А я, не спеша, перестирала пеленки и ползунки, завесив ими все свободное пространство в квартире: веревки, натянутые под потолком в коридоре, батареи, спинки стульев. Сходила в магазин, помыла посуду, перестелила постели. Интересно, как все это должна была успевать одинокая мамаша?
Да, Ане приходилось не сладко. Но это мало повлияло на изменение ее характера. Все по-прежнему были должны ей. Также было и в детстве: она брала мои игрушки – я ревела, она извинялась, и если я не принимала извинений, - она била меня кулаком в лоб. Вроде бы мы и поговорили с ней сегодня, но осталось-то все, как было.
Нужно было просто ответить, что прощаю ее. Этого она хотела, к этому привыкла. И вопрос был бы закрыт. Но я не готова была закрывать глаза на мотивы и последствия ее поступков, изменивших мою жизнь.
Можно ведь совершать в жизни кучу ошибок, натворить много разных дел. А потом исповедоваться и жить дальше с чистой совестью. Совершил – извинился – совершил еще. И так сколько угодно. Но если от тебя требуют вдруг не просто покаяться, а искупить свои грехи, пообещать, не повторять их вновь, становится уже не так уютно. И такая схема мою сестру никогда не устраивала.
Она тонула в болоте своей лжи и захлебывалась в последствиях своих деяний, а виноваты были все равно лишь окружающие. Не она сама. Я смотрела, как ее увозят на скорой, и от всей души жалела о том, что вдруг сестра вдруг стала мне чужой. Аня была такой, какая есть. А я не оказалась готова принять ее настоящую. Вот и все.
Слишком
Ломтик батона, затем тонким, почти прозрачным слоем (чисто для склейки), майонезик, на него хрустящий соленый огурчик, и сверху шпроты, буквально пару рыбочек. М-м-м, пальчики оближешь!
Мы у себя, в общаге, и не такое научились делать. Макароны, перемешанные с банкой кильки в томатном соусе, считались деликатесом. А самая вкусная закуска получалась из тертой на мелкой терке морковки, плавленого сырка, чеснока и майонеза. Закачаешься! Мы мазали ее на хлеб и буквально кайфовали. Едва ли не проглатывали языки! Но это только по праздникам. В обычные дни скромнее.
Колбасу мы видели редко. Приходили, бывало, с Мурзей в магазин, вставали в мясном отделе и вдыхали ароматы, доносящиеся с прилавка.
– Наелась? – спрашивала она.
– Ага, - отвечала я.
– Теперь можно и домой идти.
А как вы думали? Так и было. Вся стипендия улетала в первые пару дней. А мы еще любили модно одеваться и даже иногда ходили на дискотеки. Вот и получалось, что шиковали первую неделю, а потом выживали целых три.
Деньги с продажи нашей квартиры, а точнее свою половину, я положила на сберегательный счет и больше не трогала. Их не хватило бы даже на покупку комнатки в городе. Поэтому я пока просто копила, мечтая о своем уголке. Или машине, если с уголком вдруг не получится.
Я положила бутерброды на поднос и понесла в зал.
Свет был выключен. По телевизору крутили «Старые песни о главном». Агутин в выглаженном костюме с экрана пел про Костю-моряка, почему-то изображая гангстера 30-х годов и при этом энергично отплясывая. Голосов ребят не было слышно.
Я сделала шаг и замерла в дверном проеме. Они лежали втроем на разложенном диване. И сладко спали. Машка с книгой в руках, посередине маленький Колька, обложенный валиками из полотенец, чтобы ненароком не перевернулся на спинку, и справа от него измученный Смоляков, обнимающий всю троицу своей рукой. Его пальцы лежали аккурат на Мурзином животе, перекрывая собой татуировку.
Идиллия.
На такие картины можно смотреть вечно. О таких друзьях можно только мечтать. Все-таки судьба не совсем на меня забила.
Я улыбнулась, жалея, что нет фотоаппарата под рукой. Да и не к чему будить их вспышками. И так салюты за окном шумят. Развернулась и ушла на кухню. Долго сидела, не решаясь откупорить бутылку шампанского для себя одной, и не заметила, как уснула.
Пока меня вдруг не разбудил странный стук. Кто будто тихонько скребся в дверь. Я умыла лицо и прошла в коридор. Действительно. Не показалось, стучат.