Окно в Энцелад
Шрифт:
– Максик, милый мой, как же ты не понимаешь, ребенок и будет самой большой гадостью с моей стороны, большей, чем все остальное.
– Значит, его надо убить?
Снежана вздрогнула при этих словах, взглянула на любовника возмущенно, но миг спустя виновато, тоскливо, даже обреченно. Она потупила взор, а когда подняла глаза, в них стояли слезы.
– Это… – проговорила женщина, – …это будет меньшим злом.
– Ага, скажи это ребенку.
– Господи…
Снежана закрыла лицо руками, Макс напрягся, но рыданий не услышал. Она просидела так несколько минут, а когда отняла ладони, глаза были сухи и скорбны.
– Меньшим
Макс помотал головой.
– Мы не на суде, при чем здесь вина? Каждый из нас троих внес свою маленькую или большую лепту в ту ситуацию, в которой мы сейчас оказались. Единственный, кто в самом деле ни в чем не виноват, это…
Он осекся, поняв, что вот-вот уколет любимую женщину туда, где больно. Снежана тряхнула рыжими кудрями, серые глаза вновь заблестели. Дрожащим голосом она выдавила:
– Да, это ребенок. Можешь не продолжать, сама знаю. – Она наклонилась над столом, заглянула в глаза любимому: – Но пойми же ты наконец, я не смогу выносить и родить ребенка и при этом солгать мужу, что он от него. Я и так чувствую себя шлюхой, а если такое сделаю, стану говном последним.
Макс грохнул чашкой об стол, фарфор выдержал, но чай расплескался, потек коричневыми струйками и собрался в лужицу вокруг чашки. Он встал, принялся мерить шагами тесную кухню, потом остановился у окна, выглянул во двор. Проливной дождь смыл бабулек и мамочек с колясками, детская площадка опустела, редкие прохожие шли, перепрыгивая через широкие лужи.
Макс повернулся к подруге, скрестил руки на обнаженной груди.
– Ты говорила, что счастлива со мной, – сказал он резче, чем хотелось. – Почему бы тебе просто не уйти от него? В мире ежедневно распадаются тысячи пар, вы могли бы стать одной из них, что здесь такого?!
– По-твоему, я не думала об этом, Макс? – воскликнула Снежана. – Каждый божий день! Но…
– Но?
– Мы с тобой говорили как-то об этом, помнишь? Прости, понимаю, тебе, наверное, не очень приятно это слышать, но я скажу. Он… он меня любит, сильно любит, и мы вместе уже очень долго. Заботится, оберегает и вообще относится прекрасно, чуть ли не на руках носит. А сколько он сделал для меня в прошлом, Макс, знал бы ты только! Он же вытащил меня из такого дерьма! Без него я бы просто сдохла, он был рядом, когда мне было очень-очень плохо; помог моим родителям еще тогда, в девяностых, когда у них…
– Снежок, – оборвал поток возбужденных слов Макс, – скажи просто: ты его любишь?
Снежана запнулась, ее взгляд забегал по шкафам, по столу, по пролитому чаю и остановился на Максе.
– Ну, думаю, да… наверное… – протянула она и дернула голыми плечами.
Макс усмехнулся, но без издевки, скорее удовлетворенно, потому что получил ожидаемый ответ на давно волновавший его вопрос.
– «Думаю» и «наверное», – произнес он с некоторым торжеством. – Мне продолжить или сама поняла?
Снежана молчала,
– Проще говоря, ты живешь с ним лишь из чувства благодарности. Ну и потому что привыкла. И все.
Женщина метнула в любовника острый, как игла, взгляд, но возразить ничего не смогла. Пряча глаза, она медленно поднялась из-за стола и удалилась в ванную.
– Ч-черт, – процедил Макс, закусив губу.
Снежана появилась через несколько минут – в белом платье, причесанная и с макияжем – и понуро направилась в прихожую. Макс двинулся следом, хмурясь и не зная, что сказать. У самой двери она заскользнула в босоножки, сняла с вешалки сумочку и щелкнула дверным замком. Мужчина подошел почти вплотную, захотел обнять, но не решился. «Неужели так и расстанемся?» – мелькнула у него паническая мысль.
Открыв дверь и стоя на пороге, Снежана обернулась и посмотрела Максу прямо в глаза.
– Знаешь, – промолвила она тихо, – этого не так уж и мало.
Она развернулась и зацокала каблучками по ступенькам. Первым позывом у Макса было броситься за ней и остановить, вернуть или хотя бы прокричать вслед извинения. Но слова застряли в горле: глупо просить прощения, когда прав.
Глава четвертая
Ночь прошла на удивление спокойно. Макс проспал беспробудно до самого утра без всяких сновидений. Проснулся свежий и бодрый, но хорошее настроение скоро улетучилось: Снежана хранила молчание, молчал и следователь.
Макс решил написать подруге первым. Поостерегся слать сообщение на ватсап, не уверенный, что она одна, а потому черкнул пару строк мейлом и сказал, что скучает, любит и ждет от нее с нетерпением хотя бы нескольких слов, а еще лучше – звонка. Но ответом бы короткое бесстрастное «ок».
Лучше бы ничего не писала вовсе.
В этот день заказов с выездом на дом не поступило, и Макс все утро провел за своим рабочим столом. Кравченко так и не позвонил. Время тянулось как кисель и скоро доползло до обеденного. Тогда Макс взял в руки визитку следователя и телефон, принялся набирать номер. Насчитал двенадцать гудков, прежде чем на том конце ответил женский голос:
– Телефон Николая Кравченко, следователя третьего отдела полиции Петроградского района, у аппарата секретарь отдела Юлия Никодимова, чем могу помочь?
– Э-э… – Макс опешил, замялся, затем выдавил: – Добрый день, простите, но мне необходимо поговорить со следователем Кравченко, он сказал, чтобы я перезвонил в среду в обед.
На том конце повисла тишина. Молчали несколько секунд, затем голос сказал:
– А-а… по какому вопросу?
Макс нахмурился, хотел было поинтересоваться, с какой стати она отвечает за Кравченко, но решил не нарываться и просто объяснил:
– Я должен был получить обратно мою флешку… точнее, она моего брата… э-э… покойного брата. Кравченко забрал ее и сказал, что проверит и чтобы я в среду…
– Ах, флешку, – протянула Никодимова, и голос ее приобрел печальные нотки: – Вы Максим Смолов?
– Да, он самый!
Собеседница помолчала, потом скорбно проговорила:
– Николай Петрович погиб вчера…
– Что?!
– Как раз занимался делом лаборатории Института мозга, – продолжала Никодимова, словно не услышала восклицания, – в том числе работал с данными на флешке Александра Смолова, и вот…