Окно во вчерашний день

Хол Джоан

— Если мы опоздаем, ваша тетушка и миссис Кэмпбелл будут очень, очень недовольны.

Проходя мимо лавки серебряных дел мастера, Алисия внезапно припомнила, что где-то встречала имя Кэмпбелл, применительно к Уилльямсбургу. Не связана ли миссис Кэмпбелл с таверной Кристины Кэмпбелл, в которой Алисии довелось однажды вкусно и недорого пообедать, будучи в городе во время одного из своих прошлых приездов?

Алисия пожала плечами и быстрее зашагала вдоль улицы.

Она шла по левой стороне, глазея на прохожих и

кивая в ответ на приветствия. По обеим сторонам улицы сплошным рядом тянулись лавки, аптеки и таверны, наполненные по случаю воскресного дня разнообразной публикой.

С открытой веранды одного из многочисленных питейных заведений доносился внятный разговор, который вели завсегдатаи, чьи одухотворенные лица имели поразительно одинаковый грязно-бурый цвет.

— Джефферсон — это голова! — восклицал один из них, обращаясь к другому. — Вы читали его речь в ответ на выступление британских парламентариев, этих ретроградов, консерваторов и гонителей свободы?

— Да, конечно, — вдумчиво кивал спрошенный, подливая в объемный сосуд светлый эль. — Но и Вашинггон тоже голова. Как он разделался с местными оппортунистами, уклонистами и ренегатами? Он не оставил камня на камне от цитадели этих гнусных противников прогресса и душителей свободы.

— Джефферсон и Вашингтон — это две головы, — соглашался третий собеседник. — Я не стал бы класть каждому из них в рот по пальцу.

— Еще бы! — дружно восклицали завсегдатаи, подливая себе из графина. — Даже при том, что свобода остается призраком на этом континенте скорби.

Они хором пели «Старз энд Страйпс Форевер».

— А вы слышали, что Джефферсон выехал в Патерсон? — спрашивал кто-нибудь из них. Остальные изумленно вскрикивали:

— Не может быть!

— Ни за что не поверю!

— Это противоречит всем нормам мирового права!

Спрашивавшему приходилось клясться идеалами свободы и есть землю. Только после этого публика принимала новость и вдумчиво приступала к обсуждению.

— Джефферсон — это голова!

— Патерсон — это тоже голова!

Тут мнения разделились. Одни утверждали, что Патерсон — это город и потому головой быть никак не может. Иные склонялись к мысли, что на этом континенте скорби может случиться все, что угодно. Сошлись на том, что свобода по-прежнему остается призраком.

Потом дружно исполнили «Янки Дудль» и песню военных лет «Не жди меня, мама, хорошего сына».

— Выше голову, товарищ! — поддерживали упавшего духом. — Великая Польша пришлет нам на помощь… Великую Армаду, а Великие Моголы… обеспечат известным количеством набобов, кунаков и белых индийских слонов.

Икнув, упавший духом выдвигал категорическое условие:

— Только без контрибуций, репараций и рекламаций!

— Разумеется! — утешали его в один голос. — Джефферсон, Вашингтон и Паттерсон не допустят этого!

И замолкали, чувствуя, что заврались.

—

Но главное, — не унимался упавший духом, — чтобы Мэри открывала не в десять сорок, а хотя бы в шесть двадцать.

Тут появлялась Кровавая Мэри, хозяйка заведения, и выгоняла завсегдатаев взашей.

Алисия ловила напряженным правым ухом затейливую беседу патриотов, поражаясь про себя их мужеству и выдержке. История творилась на ее глазах.

Пройдя несколько кварталов, они приблизились к таверне Кристины Кэмпбелл. Алисия сразу узнала это место.

— Мы не опоздали, — сказала Летти. — Я вижу вашу тетушку, она уже здесь.

— Где? — спросила Алисия, ища глазами знакомое лицо.

— Да вот же, — пробормотала Летти. — Стоит у входа и беседует с высоким джентльменом.

Алисия перевела взглад в указанном направлении и заметила Кэролайн, укрытую не только тенью деревьев, росших вокруг здания, но и широкой спиной собеседника.

Как отметила Летти, тот был высокого роста. Посмотрев на него со спины, Алисия разглядела широкие плечи и длинные ноги, затянутые в бриджи и высокие сапоги.

— Алиса, дитя мое! — крикнула Кэролайн, приветственно взмахнув рукой.

Высокий джентльмен обернулся с вежливой улыбкой, скользнувшей по губам.

Шаги Алисии становились все короче и неуверенней по мере того, как она приближалась к нему. Ее глаза широко распахнулись. Сердце бешено забилось. Неровное дыхание вздымало грудь. Нервы натянулись и зазвенели.

Шон!

Трепеща, Алисия в оцепенении уставилась на высокого джентльмена. Это было невероятно, немыслимо и невозможно, но мужчина, нахмурившийся в ответ на ее странную реакцию, в точности соответствовал образу Шона Хэллорена, который она носила в тайниках своего разбитого сердца.

В глазах Алисии все смешалось. Дико вскрикнув, она лишилась чувств, рухнув прямо к его ногам.

— Моя племянница ударилась головой, когда ее карета перевернулась на пути из Филадельфии.

Алисия слышала голос Кэролайн, доходивший до нее невнятным и оскорбленным, словно сквозь стекло. Туманная пелена отделяла ее от женщины, которую она называла своей тетушкой. Алисия напрягла все силы, чтобы полностью прийти в себя, когда ушей достиг вопрос, произнесенный мужчиной:

— Когда это случилось?

Кэролайн пробормотала что-то в ответ, но Алисия не слышала ее. Внимание было поглощено мужским голосом. Глубокие, бархатные интонации до боли напоминали голос человека, шептавшего ей слова любви. В другой, прошлой жизни. Услышать его вновь, после того как она убедила себя, что любовь навеки потеряна, было в равной степени чудесно и невыносимо.

Пелена постепенно спала с глаз Алисии, оставив после себя мутное ощущение тревоги и подавленности.

— Это случилось неделю назад, — произнес голос, принадлежавший тетушке Кэролайн.