Око Мира
Шрифт:
Мэт заметил, куда он смотрит, и похлопал по своему карману, где лежали разноцветные шарики Тома.
— Я вижу довольно хорошо, если не потребуется чего-то выдающегося. — Глазам Мэта становилось все лучше, хотя он по-прежнему повязывал шарф себе на лоб и, поглядывая иногда на дневное небо, щурился. Ранд ничего не ответил, и Мэт продолжил: — Не могут же Приспешники Тьмы сидеть в каждой гостинице отсюда и до Кэймлина. Кроме того, я не хочу валяться под кустом, если можно спать в кровати. — Тем не менее он и шага к гостинице не сделал, просто стоял, ожидая решения Ранда.
Через полминуты Ранд
— Они не могут быть везде, — согласился Ранд.
Однако после первого шага в общую залу он подумал: уж не ошибся ли? Здесь было чисто, но народу внутри оказалось — не протолкнуться. Все столики были заняты, а кое-кто даже стоял, прислонившись к стене, из-за отсутствия свободных мест. Судя по суетливой торопливости и измученному виду снующих между столиками девушек, да и самого хозяина, обычно столько народу здесь не бывало. Слишком много для такой маленькой деревни. Сразу бросались в глаза не местные. Одеждой они ничем не отличались, но почти не отрывали взоров от своей еды и выпивки. Местные жители смотрели и на чужаков, как и на все остальное, равно спокойно.
В воздухе висел гул голосов — из-за этого, вероятно, хозяин и провел юношей в кухню, когда Ранд дал ему понять, что им нужно потолковать с ним. Хотя шума там было не меньше: у плиты, гремя кастрюлями и котлами, возились повар и поварята.
Содержатель гостиницы утер лицо большим носовым платком.
— Полагаю, вы идете в Кэймлин, чтобы поглазеть на Лжедракона, как и каждый дурак в Королевстве. Что ж, таких вас по шесть на комнату и по двое-трое на кровать. Если вам это не подходит, то другого у меня ничего нет.
Ранд начал ставший привычным разговор, чувствуя себя больным. Столько народу на дороге, и каждый может оказаться Другом Темного, и нет никакого способа узнать их среди других людей. Мэт продемонстрировал свое умение жонглировать — он справился с тремя шариками и даже с ними был очень осторожен, — а Ранд достал флейту Тома. После всего лишь дюжины нот «Старого черного медведя» хозяин гостиницы нетерпеливо кивнул.
— Пойдет! Мне нужно чем-то отвлечь этих идиотов от Логайна. Уже было три драки из-за того, Дракон он на самом деле или нет. Сложите свои вещи в углу, а я пойду освобожу для вас место. Если вообще удастся что-то очистить. Дурачье! В мире полно дураков, которым не хватает мозгов, чтобы оставаться там, где им самое место. Вот в чем причина всех бед. Люди, которые не хотят оставаться там, где им самое место. — Опять утерев лицо, хозяин, ворча, заторопился из кухни.
Повар и его подручные не обращали на Ранда и Мэта никакого внимания. Мэт приладил на голове шарф, сдвинул его на лоб, потом прищурился и натянул шарф обратно, пониже. Ранд подумал: видит ли Мэт настолько хорошо, чтобы у него вышло что-то посложнее, чем жонглирование тремя шарами? А что до него самого...
Резь в желудке стала сильнее. Ранд почти упал, обхватив руками голову. В кухне словно выморозило. Ранд дрожал. В воздухе носился пар; плиты и печи потрескивали от жара. Дрожь била юношу
Ранд смутно слышал, как ею о чем-то спрашивает Мэт, тряся за плечо, как кто-то выругался и выбежал из кухни. Затем с ним рядом появился хозяин гостиницы, подле него хмурился повар, а Мэт громко спорил с обоими. Ранд ни слова не разбирал из их разговора; слова неясным жужжанием пролетали мимо, а думать он словно разучился.
Вдруг Мэт взял его за руку, поднимая друга на ноги. Все их пожитки — седельные вьюки, одеяльные скатки, свернутый плащ Тома, футляры с инструментами — висели на плечах Мэта рядом с луком. Хозяин гостиницы наблюдал за ними, встревоженно утирая лицо. Едва переставляя ноги, тяжело навалившись на Мэта, Ранд позволил другу увести его к задней двери.
— Из-з-звини, М-м-мэт, — едва смог произнести он, продолжая стучать зубами в ознобе. — Н-н-наверное... из-з-за... дождя. Еще от од-дной... т-такой... ноч-чц хуж-же не б-будет... п-по-моему.
Сумерки темнили небо, на котором сверкала россыпь звезд.
— Ничуть, — сказал Мэт. Он старался, чтобы голос его звучал бодро, но Ранд слышал скрываемое беспокойство. — Он боится, вдруг другие прознают, что в его гостинице есть больной. Я сказал, что, если он выставит нас, я притащу тебя в общую залу. Через десять минут половина его комнат опустеет. Несмотря на всю свою болтовню о дураках, такой поворот дела ему не по вкусу.
— Тогда к-куда?
— Сюда, — сказал Мэт и, потянув, открыл дверь конюшни. Громко заскрипели петли.
Внутри было темнее, чем снаружи, пахло сеном, зерном и лошадьми, а больше всего — навозом. Когда Мэт помог Ранду опуститься на застланный соломой пол, тот сжался в комок, крепко обхватив руками прижатые к груди колени, по-прежнему содрогаясь от головы до пят. Казалось, все его силы ушли в дрожь. Ранд услышал, как Мэт споткнулся, выругался, опять за что-то запнулся, затем раздалось клацанье металла. Вдруг расцвел огненный цветок. Мэт держал в руке старый помятый фонарь.
Битком была набита не только гостиница, то же самое относилось и к конюшне. В каждом стойле спала лошадь, некоторые из них подняли головы и моргали на свет. Мэт бросил взгляд на лестницу, ведущую на сеновал, затем посмотрел на Ранда, скорчившегося на полу, и покачал головой.
— Тебя туда не втащить, — пробормотал Мэт. Повесив фонарь на гвоздь, он вскарабкался на сеновал и скинул вниз несколько охапок сена. Торопливо опустившись, он соорудил в дальнем углу конюшни постель и помог Ранду до нее добраться. Мэт укрыл его обоими плащами, но Ранд почти сразу же скинул их.
— Жарко, — чуть слышно произнес он. Словно в тумане, Ранд помнил, что мгновение назад ему было холодно, но сейчас чувствовал себя так, будто оказался в раскаленной печи. Он оттянул ворот, запрокинув голову. — Жарко!
Ранд почувствовал ладонь Мэта у себя на лбу.
— Я мигом, — сказал Мэт и исчез.
Ранд метался на соломенной подстилке — как долго, он не знал, — пока не вернулся Мэт: с доверху наполненной тарелкой в одной руке, с кувшином — в другой. На мизинцах у него, зацепленные за ручки, болтались две белые чашки.