Око Мира
Шрифт:
Лицо у Найнив побелело.
— Сможете вы что-нибудь сделать? — прошептала она.
— Надеюсь, — вздохнула Морейн. — Ради мира, надеюсь, я не слишком опоздала. — Она порылась в поясной сумке и достала завернутый в шелк ангриал. — Оставьте меня с Мэтом. Держитесь вместе и найдите местечко, где вы будете не слишком на виду, но оставьте меня. Я сделаю для него, что смогу.
Глава 42
ВОСПОМИНАНИЕ О СНАХ
Ранд повел упавшую духом группу вниз по лестнице. Теперь разговаривать не хотелось никому и ни с кем. Ранд тоже не испытывал большого желания беседовать.
Солнце уже давно клонилось к горизонту, так что
Ранд вздрогнул и постарался сосредоточиться на том, что видел вокруг: на обшитых панелями орехового дерева стенах и на дубовых перилах лестницы, на крепких, повседневных предметах. Несколько, раз ему пришлось вытереть руки о куртку, ладони вновь и вновь влажнели от пота. Теперь-то все будет хорошо. Мы опять вместе и... Свет, Мэт.
Ранд повел всех в библиотеку окольным путем, через коридор у кухни, в обход общей залы. Немногие постояльцы захаживали в библиотеку; большинство из тех, кто умел читать останавливались в более респектабельных гостиницах Внутреннего Города. Книги мастер Гилл собирал скорее для собственного удовольствия, чем для тех считанных завсегдатаев, которые пожелали бы полистать иногда какой-нибудь томик. Ранду не хотелось задумываться о том, почему Морейн потребовала, чтобы они держались подальше от людских глаз, но он помнил, как подофицер-Белоплащник пригрозил, что вернется, и вспомнил глаза Элайды, когда она спрашивала, где он остановился. Одних этих причин хватало, что бы там ни имела в виду Морейн.
Ранд сделал уже пять шагов в библиотеку, когда до него дошло, что все остальные столпились на пороге, замерев с раскрытыми ртами и вытаращив глаза. В камине игриво потрескивало веселое пламя, а Лойал, растянувшись на длинной кушетке, читал, маленькая черная кошечка с белыми чулками на лапках дремала, свернувшись у него на животе. Когда вошли люди, Лойал закрыл книгу, заложив огромным пальцем страницу, заботливо опустил кошечку на пол, потом встал и церемонно им поклонился.
Ранд так привык к огир, что лишь через минуту сообразил: объектом пораженных взглядов всех остальных оказался именно Лойал.
— Это те друзья, которых я ждал, Лойал, — произнес Ранд. — Найнив, Мудрая моей деревни. И Перрин. А это — Эгвейн.
— Ах да, — пророкотал Лойал, — Эгвейн. Ранд столько о вас рассказывал. Да. Я — Лойал.
— Он — огир, — объяснил Ранд, следя за тем, как испуг и потрясение его друзей сменяется изумлением. Даже после троллоков и Исчезающих во плоти все равно удивительно столкнуться с ожившей легендой — шагающей и дышащей. Припомнив свою собственную первую реакцию при виде Лойала, Ранд грустно усмехнулся. Его друзья вели себя куда лучше, чем он тогда.
Лопал, по всей видимости, не обратил особого внимания на то, что его разглядывают, как диковинку. Ранд счел, что тот едва ли заметил открытые рты, особенно по контрасту с толпой, вопящей «Троллок!».
— А где Айз Седай, Ранд? — спросил Лойал.
— Наверху с Мэтом.
Огир с глубокомысленным видом приподнял кустистую бровь.
— Значит, он по-настоящему болен. Садитесь, прошу вас. Она присоединится к нам? Да. Значит, делать нечего, будем ждать.
Процедура рассаживания, казалось, ослабила какие-то стяжки в душах двуреченцев, как будто расположившись на мягких стульях рядом с камином, у которого свернулась теперь кошечка, они почувствовали себя как дома. Устроившись
— Стеддинги, Лойал. Они на самом деле убежища, как о них рассказывают предания? — Голос Перрина был напряженным, словно у него имелась особая причина для такого вопроса.
Рассказывать о стеддинге Лойал был только рад, и еще о том, как он пришел в «Благословение Королевы», и о том, что повидал в своих путешествиях. Вскоре Ранд откинулся на спинку стула, слушая вполуха. Он уже слышал все это раньше и с большими подробностями. Лойал любил поговорить и рассказывал в деталях, едва лишь появлялась малейшая возможность, хотя, судя по всему, полагал обычно, что для того, чтобы история была понятна, она требует предыстории на две или три сотни лет. Его ощущение времени было очень необычным: для него триста лет представлялись приемлемым сроком для рассказа или всеобъемлющего объяснения. Лойал всегда говорил об уходе из стеддинга так, будто это событие имело место пару месяцев назад, но под конец обнаруживалось, что минуло вот уже три года, как он ушел оттуда.
Мысли Ранда перескочили на Мэта. Кинжал. Проклятый нож, и он мог бы убить Мэта, когда тот просто нес его с собой. Свет, я уже по горло сыт приключениями. Если она излечит его, нам всем нужно идти... нет, не домой. Домой идти нельзя. Куда-нибудь. Нам всем нужно отправиться куда-нибудь, где слыхом не слыхивали никогда ни об Айз Седай, ни о Темном. Куда-нибудь.
Дверь отрылась, и какое-то время Ранд думал, что ему это все пригрезилось. На пороге, щурясь, стоял Мэт, куртка застегнута на все пуговицы, обмотанный вокруг головы шарф низко надвинут на лоб. Потом Ранд заметил Морейн, положившую руку на плечо Мэту, а позади них — Лана. Айз Седай внимательно наблюдала за Мэтом, — как тот, кто смотрит на человека, только-только вставшего с постели после болезни. Как всегда, Лан следил за всем сразу, хотя следить было вроде бы и не за чем.
По виду Мэта можно было подумать, что тот и дня не болел. Первая, неуверенная улыбка его адресовалась всем, хотя она и исчезла при виде Лойала, на которого Мэт взирал широко открытыми глазами, будто видел огир впервые. Пожав плечами и кивнув, он опять повернулся к друзьям.
— Я... м-м... это... — Он глубоко вздохнул. — Это... э-э... похоже, я вел себя... э-э... немного необычно. По правде, я многого из того и не помню. — Он бросил смущенный взгляд на Морейн. Та уверенно улыбнулась ему в ответ, и Мэт продолжал: — После Беломостья все будто мутью подернулось. Том и... — Он содрогнулся и торопливо заговорил дальше: — Чем дальше от Беломостья, тем туманнее становилось. Вообще-то я не помню, как мы пришли в Кэймлин. — Он искоса посмотрел на Лойала. — В самом деле не помню. Морейн Седай говорит, что я... наверху я... э-э... — Он ухмыльнулся, и в нем вдруг опять проявился прежний Мэт. — Нельзя ругать человека за то, что он сделал, будучи сумасшедшим, правда ведь?
— Ты всегда был сумасшедшим, — сказал Перрин, и на миг он тоже стал прежним.
— Нет, — сказала Найнив. От слез ее глаза блестели ярче, но она улыбалась. — Никто тебя не ругает.
Тогда заговорили разом Ранд и Эгвейн — о том, как они счастливы вновь видеть его здоровым и как хорошо он выглядит, и прибавили со смехом несколько замечаний, мол, они надеются, что теперь, когда такую злобную и мерзкую шутку сыграли с ним самим, он позабудет про свои шуточки. Мэт отвечал на добродушные поддразнивания шутливым тоном, с прежним своим нахальством выбирая тем временем себе стул помягче. Усевшись, все еще улыбаясь, он рассеянно провел рукой по куртке, будто желая удостовериться, что нечто, заткнутое за пояс, по-прежнему на месте. Похолодев, Ранд затаил дыхание.