Око Озириса
Шрифт:
— Ну хорошо, в таком случае сознаюсь: я не знаю.
— Тогда лучше прочтите газеты и постарайтесь догадаться, — сказала она и немного погодя спросила:
— Вы любите убийства? Что касается меня, то я их ужасно люблю.
— Какой вы ужасный вампир! — воскликнул я.
— Я прошу вас выбирать свои выражения. Понимаете ли вы, что я могла бы быть вашей матерью?
— Не может быть! — воскликнул я.
— Факт, — сказала мисс Оман.
— Ну, как бы там ни было, — сказал я, — возраст еще не все, что требуется. И, кроме того, вы опоздали. Вакансия уже занята.
Мисс Оман швырнула газеты на стол и поспешно
— Лучше почитайте газеты и постарайтесь набраться ума-разума, — строго сказала она, повернувшись, чтобы уходить.
— Да, не забудьте про палец, — живо добавила она. — Вот ужас-то!
— Палец? — повторил я.
— Да, там нашли руку, на которой не хватает пальца. Полиция считает, что это очень важное указание. Я не совсем понимаю, что именно они имеют в виду. Но вы прочтите сообщение и скажите мне, что вы думаете?
Сказав это, она быстро направилась через амбулаторию, и я проводил ее до двери. Некоторое время я смотрел ей вслед и только что собирался уходить, как мое внимание было привлечено высоким и худым пожилым господином на противоположной стороне улицы. Манера его наклонять голову указывала на сильную близорукость. Но вдруг он заметил меня и перешел через улицу, пристально глядя на меня через очки своими острыми голубыми глазами.
— Не знаю, сможете ли и пожелаете ли вы помочь мне? — сказал он с вежливым поклоном. — Я собирался зайти к одному знакомому и позабыл его адрес. Моего знакомого зовут Беллингэм. Едва ли вы знаете его? Хотя доктора обычно знают массу народа.
— Вы говорите о м-ре Годфри Беллингэме?
— А, стало быть, вы знаете его! Я не напрасно обратился к вам. Он, несомненно, ваш пациент.
— И пациент и личный друг. Он живет в доме № 49 в Невиль-Коурт.
— Благодарю вас, благодарю! Да, раз вы его друг, может быть, вы мне скажете о порядках дома. Меня не ждут, а явиться не вовремя мне не хотелось бы. Когда м-р Беллингэм имеет обыкновение ужинать? Удобно ли зайти к нему сейчас?
— По вечерам я обычно захожу к нему немного позднее, например, в половине девятого. К этому времени он всегда кончает свой ужин.
— Итак, в половине девятого! А пока я лучше погуляю до тех пор. Я не хотел бы их беспокоить.
— Может быть, вы зайдете ко мне и выкурите сигару до вашего визита. И, если вы хотите, я пойду с вами и покажу вам его дом.
— Вы очень любезны, — сказал мой новый знакомый, пристально глядя на меня через очки. — Я не прочь бы посидеть. Пренеприятное занятие — шататься по улицам, а идти домой в Линкольн-Инн теперь поздно.
— Скажите, пожалуйста, — сказал я, вводя его в комнату, — вы — м-р Джеллико?
Он повернулся ко мне и подозрительно уставился на меня.
— Что заставляет вас думать, что я — м-р Джеллико? — спросил он.
— Только то, что вы живете в Линкольн-Инне.
— Ха, понимаю! Я живу в Линкольн-Инне. М-р Джеллико тоже живет в Линкольн-Инне. Поэтому вы подумали, что я — м-р Джеллико. Ха-ха! Плохая логика, но правильный вывод. Да, я — м-р Джеллико. Что же вы знаете обо мне?
— Очень мало. Знаю только, что вы были поверенным покойного Джона Беллингэма.
— Покойного Джона Беллингэма!? Хм! Откуда вы знаете, что он «покойный»?
— В сущности, конечно, я этого не знаю. Но, насколько мне известно, и вы того же мнения?
— Насколько вам известно? Но откуда же вам
— Значит, вы думаете, что Джон Беллингэм жив?
— Кто вам это сказал? Я ведь не говорил этого.
— Однако может быть только что-нибудь одно: либо он жив, либо нет!
— Вот в этом, — воскликнул м-р Джеллико, — я всецело с вами согласен. Вы изволили сказать неоспоримую истину.
— Однако это мало что нам дает, — смеясь, сказал я.
— Так всегда бывает с неоспоримыми истинами, — ответил он. — Они носят слишком общий характер. Я бы сказал, что справедливость какой-нибудь истины прямо пропорциональна ее общности.
— Полагаю, что вы правы, — сказал я.
— Без сомнения. Возьмем пример хотя бы из вашей практики. Пусть дан миллион нормальных человеческих существ в возрасте до 20 лет. Вы с уверенностью можете утверждать, что большинство из них умрет, не достигнув известного возраста, что они умрут при известных обстоятельствах и от известных болезней. Теперь возьмем одного человека из этого миллиона. Что вы можете сказать о нем? Ничего! Он может умереть завтра, но может и дожить до 100 лет. Он может умереть от простуды, порезать палец или свалиться с колокольни св. Павла. В частном случае вы ничего не можете предсказать.
— Это совершенно верно, — согласился я. Затем, заметив, что мы совершенно отклонились от Джона Беллингэма, я рискнул вернуться к нему.
— Это была таинственная история — намекнул я на исчезновение Джона Беллингэма.
— Почему же таинственная? — спросил м-р Джеллико. — Люди исчезают время от времени, а когда они вновь появляются, те объяснения, которые они дают (если только они дают их!), кажутся более или менее правдоподобными.
— Но тут обстоятельства носили безусловно таинственный характер.
— Какие обстоятельства? — спросил м-р Джеллико.
— Я имею в виду то, каким образом он исчез из дома м-ра Хёрста?
— Каким же образом он исчез?
— Конечно, я этого не знаю.
— Вот именно. Не знаю и я. Поэтому я не могу сказать, исчез ли он таинственным образом или нет.
— В сущности, неизвестно даже, ушел ли он из этого дома, — заметил я необдуманно.
— Вот именно — сказал м-р Джеллико. — Если он не ушел, то он до сих пор еще там. А если он еще там, то он не исчез, в буквальном смысле этого слова. А раз он не исчез, то нет никакой тайны.
Я от души рассмеялся, но м-р Джеллико продолжал сохранять свой невозмутимо-торжественный вид.
— Полагаю, — заметил я, — что, принимая во внимание эти обстоятельства, вы едва ли одобрите предложение м-ра Хёрста ходатайствовать перед судом, чтобы добиться признания факта смерти.
— Какие обстоятельства? — спросил он.
— Я имею в виду те сомнения, которые вы только что высказали по поводу того, что Джона Беллингэма действительно нет в живых.
— Дорогой мой сэр, — сказал он. — Я не совсем вас понимаю. Если бы было известно, что данный человек жив, нельзя было бы признать, что он умер, а если бы было достоверно известно, что он умер, то предполагать это было бы нельзя, так как нельзя предполагать того, что известно достоверно. А для сделки характерно именно отсутствие уверенности.