Око Озириса
Шрифт:
— Но, — настаивал я, — если вы действительно считаете, что он еще жив, я не думаю, чтобы вы взяли на себя ответственность признать факт его смерти и распределить его имущество.
— Я не беру на себя никакой ответственности, — сказал м-р Джеллико. — Я действую согласно постановлению суда, и только.
— Однако суд может постановить, что он умер, а он тем не менее может оказаться живым?
— Вовсе нет. Если суд постановит признать его смерть, то он будет считаться мертвым. Правда, в физическом смысле он может быть жив, но с юридической точки зрения
— Боюсь, что не вполне, — согласился я.
— Представители вашей профессии обычно этого не понимают. Вот почему они всегда бывают на суде такими плохими свидетелями. Научная точка зрения радикально отличается от юридической. Человек науки полагается на свои собственные знания, наблюдения и суждения и не считается с показаниями. Допустим, что к вам приходит человек и говорит, что он слеп на один глаз. Принимаете ли вы на веру его показание! Никоим образом! Вы начинаете исследовать его зрение и вдруг убеждаетесь, что он прекрасно видит на оба глаза. Тогда вы решаете, что он не слеп ни на один глаз. Другими словами, откидываете его свидетельство в пользу фактов, в которых вы сами убедились.
— Но ведь это же единственный рациональный путь прийти к правильному заключению.
— В науке — да. Но не в юриспруденции. Суд должен решать согласно данным, которые ему представлены, а данные эти — клятвенные показания свидетелей. Если свидетель готов поклясться, что вот это черное есть белое, а никаких противоречащих показаний нет, то перед судом будет только показание, что черное есть белое, и в соответствии с ним он должен будет вынести решение. Судья и присяжные могут думать иначе: они могут даже иметь какие-нибудь частные сведения, убеждающие их как раз в обратном, — но они должны вынести решение согласно имеющимся показаниям.
— Неужели вы хотите сказать, что судья был бы прав, если бы вынес решение, которое, как ему частным образом известно, противоречит фактам? Или же он может приговорить человека, который, как ему известно, невиновен?
— Конечно. Это сплошь и рядом бывает. Был такой случай, когда судья вынес смертельный приговор человеку и допустил привести его в исполнение, хотя он, судья, воочию видел, что убийство было совершено другим человеком. Но это, конечно, значит доводить регламентацию судебной процедуры до крайней педантичности.
— Разумеется, это — чудовищный педантизм — согласился я. — Но вернемся к делу Джона Беллингэма. Предположим, что после того, как суд постановит, что он умер, он вдруг окажется живым? Что тогда?
— А тогда он в свою очередь должен будет обратиться в суд, а суд, имея теперь новые данные, наверное признает, что он жив.
— Но между тем все его имущество будет растрачено?
— Вероятно. Однако вы не должны упускать из виду, что признание факта смерти было бы сделано на основании его же собственных поступков. Если человек действует так, что создает впечатление, будто он умер, он должен примириться со всеми последствиями.
— Да, это вполне разумно, —
— Из того, что вы только что сказали, я полагаю, что м-р Хёрст собирался предпринять соответствующие шаги. Несомненно, вы имеете сведения из достоверного источника. — М-р Джеллико проговорил все это, не дрогнув ни единым мускулом и продолжая пристально глядеть на меня через очки.
Я слабо усмехнулся. Однако я решил сделать еще одну попытку, главным образом для того, чтобы иметь удовольствие наблюдать за его оборонительными маневрами, а вовсе не для того, чтобы что-нибудь извлечь из него. Поэтому я заговорил о найденных «останках».
— Следили ли вы за этими поразительными находками человеческих костей, о которых писали в газетах? — спросил я.
Он устремил на меня свой тяжелый взгляд, а затем ответил:
— Человеческие кости скорее по вашей специальности, но раз уж вы заговорили об этом, то скажу вам, что, насколько мне помнится, я что-то читал о каких-то находках. Это были отдельные разрозненные кости, если не ошибаюсь?
— Да, по всей вероятности части разрезанного на куски тела.
— Я тоже так думаю. Но я не следил за газетными сообщениями. Эти находки могут скорее заинтересовать криминалиста.
— Я думаю, что, может быть, вы поставили бы это в связь с исчезновением вашего клиента?
— С какой же стати? Какая тут может быть связь?
— Видите ли, — начал я, — это кости человека…
— Да, а мой клиент был человеком с костями. Тут действительно есть какая-то связь, но слишком общего порядка. Но, может быть, вы имели в виду еще что-нибудь?
— Да, — ответил я, — тот факт, что некоторые из этих костей были найдены на земле, принадлежащей вашему клиенту, показался мне весьма знаменательным.
— Неужели? — сказал м-р Джеллико. Он на минуту задумался, все время пристально глядя на меня, а затем продолжал:
— В этом я с вами не согласен. Я бы сказал, что нахождение человеческих останков в каком-нибудь месте может навлечь подозрения на владельца или же на живущего на этой земле, — что именно он спрятал их туда. Но в данном-то случае это как раз совершенно немыслимо. Человек не может скрыть свое же собственное разрезанное на куски тело.
— Да, конечно, нет. Я вовсе не хотел сказать, что он скрыл их сам, а только то, что факт сокрытия их на его же собственной земле как-то связывает эти останки именно с ним.
— Опять-таки я не понимаю вас, — сказал м-р Джеллико. — Разве только вы хотите сказать, что убийцы, разрезающие тела на куски, настолько щепетильны, что зарывают отдельные части на земле, принадлежавшей их жертвам? В таком случае я отношусь скептически к вашим фактам. Я не знаю о существовании такого обычая. Кроме того, кажется, только часть тела была скрыта на земле м-ра Беллингэма, остальные же части были разбросаны на очень большом пространстве. Как же согласовать это с вашим предположением?