Око Судии

Бэккер Р. Скотт

— Великая Ордалия, — проговорил он.

— Нет.

Сорвил вгляделся в улыбающиеся глаза наставника.

— Это, — пояснил Эскелес, — это и есть аспект-император.

Озадаченный, Сорвил, ничего не сказав, вернулся к величественному зрелищу. Ему показалось, что вдалеке над толпой виден личный штандарт аспект-императора: шелковое белое знамя размером с парус, с изображением простого кроваво-красного Кругораспятия. Извлеченный невидимыми жрецами, под сводом небес, глубокий и звучный, гудел Интервал, как всегда, угасая едва заметно для уха, так что невозможно

было уследить, когда он окончательно затихал.

— Не понимаю…

— Существует много, очень много способов нарисовать окружающий мир, ваша милость. Например, мы отождествляем людей с их телом, с положением, которое они занимают в пространстве и во времени. Как только мы принимаем подобный образ мыслей, мы полагаем его естественным и единственно возможным видением. Но что, если мы будем отождествлять человека с его мыслями — что тогда? Где тогда мы очертим его пределы? Где он начинается и где заканчивается?

Сорвил тупо уставился на него. Чертов леунерааль.

— Все равно не понимаю.

Колдун молча нахмурился на секунду, потом, решительно крякнув, наклонился назад и стал рыться в одном из своих вьюков. Перебирая рукой пожитки, он кряхтел и ворчал на каком-то экзотическом языке — выворачиваться назад и вбок явно требовало от него большого напряжения. Вдруг он спешился, тяжело ухнув, и начал копаться во втором мешке. Только когда он обыскал задний мешок, кожаный и потертый, как и остальные, он нашел то, что искал: небольшой сосуд, по размеру не больше детской ручонки, и такой же белый. С ликованием на лице он поднял засверкавшую вазу к солнцу — фарфор, еще один предмет роскоши Трех Морей.

— Идем-идем, — позвал он Сорвила, топая сапогом по траве, чтобы стереть с каблука лошадиный навоз.

Крепко привязав поводья своего пони к луке седла Эскелеса, Сорвил побежал догонять колдуна, который шел, поддавая ногами прижатую за зиму к земле траву — наверное, чтобы счистить остальной навоз, предположил молодой король. Увидев закругленный камень, поднимавшийся из земли, Эскелес воскликнул: «Ага!»

— Это называется филаута, — пояснил колдун, легонько встряхивая изящную вазу. Внутри послышалось глухое дребезжание. На свету видны стали десятки крошечных бивней, поднимающихся вверх на всю ее высоту. — Она используется для священных возлияний…

Он размахнулся и вдребезги разбил ее о камень. К своей досаде, Сорвил вздрогнул.

— Смотрите теперь, — сказал Эскелес, присев над осколками на корточки, так что живот свесился у него между колен. На том месте, над которым нависала огромная туша колдуна, лежала маленькая копия вазы, не длиннее большого пальца — она-то и громыхала внутри. Остальные фрагменты беспорядочно валялись на камне и между спутанными прядями прошлогодней травы. Некоторые из них были маленькими, как кошачьи когти, некоторые размером с зуб, третьи — с монету. Колдун прогнал паука короткими толстыми пальцами и поднял к яркому свету один из маленьких кусочков, не больше щепки.

— Души имеют форму, Сорвил. Подумайте о том, насколько я отличаюсь от вас, — он поднял другой кусочек, чтобы продемонстрировать разницу, — или насколько

вы отличаетесь от Цоронги, — поднял он третий осколок. — Или, — он выбрал фрагмент побольше, — подумайте о всех Ста Богах и о том, как они отличаются друг от друга. Ятвер и Гильгаол. Или Момас и Айокли. — Называя каждое имя, он поднимал новый осколок из тех, что были размером с монету.

— Наш Бог… единый Бог, разбит на бесчисленное количество осколков. И это дает нам жизнь, это делает вас, меня и даже презреннейшего раба — священными. — Он сгреб мясистой ладонью несколько осколков сразу. — Мы не равны, разумеется, нет, но, тем не менее, все мы остаемся осколками Бога.

Он аккуратно разложил все кусочки на поверхности камня, а потом пристально посмотрел на Сорвила.

— Вы понимаете, о чем я говорю?

Сорвил понимал, понимал настолько, что мурашки пошли по коже, пока он слушал колдуна. Он понимал больше, чем ему хотелось. У жрецов-киюннатов были только предписания и сказки — но ничего похожего на это. У них не было ответов, которые… придавали смысл всему.

— А что…

Голос изменил молодому королю.

Эскелес кивнул и улыбнулся, настолько искренне довольный собой, что нисколько не казался надменным и высокомерным.

— Что такое аспект-император? — довершил он вопрос Сорвила.

Он пальцами выдрал из травы у себя под левым коленом выщербленную копию вазы и поднял, держа двумя пальцами. Миниатюрная ваза сверкала на солнце, гладкая, как стекло, полностью повторяя исходную филауту во всем, кроме размера.

— А? — смеялся колдун. — Ну что? Видите? Душа аспект-императора не только больше, чем души людей, но и обладает формой Ур-Души.

— Ты хочешь сказать… вашего Бога Богов.

— Нашего? — переспросил колдун, качая головой. — Я все время забываю, что вы язычник! Наверное, вы считаете, что и Айнри Сейен тоже какой-то демон!

— Я пытаюсь, — ответил Сорвил, и лицу вдруг неожиданно стало горячо. — Я пытаюсь понять!

— Знаю-знаю, — сказал колдун, на этот раз улыбаясь собственной глупости. — Мы поговорим о Последнем Пророке… позже… — Он прикрыл глаза и покачал головой. — А пока, задумайтесь вот о чем…. Если душа аспект-императора отлита точно по форме Бога, то… — Он опять покивал. — Ну? А? Если…

— То… он — Бог в миниатюре…

Эти слова сопровождал какой-то потусторонний ужас.

Колдун просиял. Зубы у него оказались неожиданно белыми и ровными, странно сочетающимися с неаккуратной черной бородой.

— Вы удивляетесь, как так получилось, что столько народу идет ради него на другой конец света? Удивляетесь, что может подвигнуть людей во имя него перерезать себе горло. Что же, вот вам и ответ… — Он наклонился поближе, со строгим видом человека, уверенного, что ему ведомы истины вселенной. — Анасуримбор Келлхус и есть Бог Богов, Сорвил, который явился сюда и живет среди нас.

Сорвил, сидевший на корточках, не удержался и упал на колени. Он, не дыша, глядел на Эскелеса. Если двинуть рукой или моргнуть, казалось, можно затрястись и осыпаться, потому что вдруг окажешься весь из песка.